Филипп Филиппович тягостно вздохнул:

— А что делать? Не прогнать же в шею. Хотя руки чешутся… Все-таки родственники, родная кровь, хоть и поганая. Смотрите за ними в оба глаза. Я на вас надеюсь…

Что и говорить: родственников не выбирают. С этим горем приходится мириться.

Родиона более не задерживали. Вместо того чтобы оценить возможных врагов наследника, он отправился на половину слуг. Ему указали скромную комнатенку.

Заметив чужого мужчину в дверях, Федора встрепенулась и попыталась встать с постели, на которой сидела, свесив ноги. Гость извинился за вторжение, просил не беспокоиться и даже вежливо поинтересовался самочувствием, между тем незаметно изучая няню.

Женщина неопределенных лет, отличалась крестьянским лицом и богатством форм. От нее прямо пышело материнским жаром. Ничем иным, кроме воспитания детей, такая натура заниматься не могла. В это бесполезное дело она вкладывала все теплоту своего безразмерного сердца.

В другом доме прислуга начала бы кривляться и показывать характер: еще чего, отвечать на вопросы посторонних. Но у Сундукова дисциплина была железной: раз гость спрашивает, значит, так надо.

— Благодарю, барин, — безропотно ответила Федора. — Уже полегчало…

— А что с вами произошло, уважаемая?

Вежливый юноша очень понравился Федоре: такой славный, милый, безусый, хочет казаться важным, но ведь совсем еще несмышленыш.

— Видно, съела что-то, — словно извиняясь, ответила она. — Так к горлу подступило, думала, наизнанку вывернет. Но вот молочком отпилась, и вроде ничего… Благодарю.

— Неприятность — и прямо с утра…

— Нет, еще вчера стряслось. Деток ужином кормила, и такая напасть… Не беспокойтесь, барин, все хорошо…

От души пожелав окончательного выздоровления милой женщине, Родион отправился гореть аналитическим прожектором, что высветит коварные замыслы.

Дверь в большой холл была приоткрыта. Он задержался, чтобы оценить поле боя. В дальнем углу около камина расхаживал Сундуков, словно надутый индюк, посматривая по сторонам и явно ожидая чьего-то появления. Гости расположились в креслах вокруг.

Родион уже подбирал фразу для эффектного выхода, когда в голову пришел простой вопрос: «А что, собственно, милый друг, ты собираешься выяснять?» Действительно, когда преступление уже совершилось, можно нащупать ниточку, ощутить страх, исходящий от злодея, и на этом его поймать. Но если ничего не произошло, преступник наверняка уверен в себе. Знает, что умнее всех. А если никто и ничего не планирует вовсе? К некоторому ужасу, Ванзаров осознал, что понятия не имеет, каким образом блеснуть аналитическим умом. Хоть аванс возвращай. Как нащупать опасность, которой нет? И хуже того: как можно убить ребенка в доме его отца на глазах десятка слуг?

Осознав, в какое болото он попал по собственной воле, Родион откровенно собрался дать деру.

Супруги, те, что приехали во второй карете, поднялись и вышли. Сундуков, совсем разъяренный, остался с пожилой дамой и юношей. И тут что-то незримое толкнуло в спину, Ванзаров буквально влетел в гостиную.

— Ну, наконец-то! — закричал Филипп Филиппович. — А мы вас так ждем. Так ждем… Правда, тетушка?

Родион поклонился даме, забывшей свой возраст. Лицо ее изо всех сил боролось с морщинами, а гордая осанка уверяла: «Я вас всех еще похороню». Пытается держаться на манер богатой барыни, хотя живет на копейки. Молодой человек невнятной наружности и мутного взора сходил за сверстника. А если был старше, то года на два. Не более.

— Позволь представить, это мой компаньон Ванзаров из сы…

Сундуков вовремя запнулся, но возникла пауза.

— Сырьевые прииски Маньчжурии, — нашелся компаньон и добавил: — Золото, брильянты.

Молодой человек, представленный как Алоизий, кузен Филиппа Филипповича, не проявил и тени интереса. А вот Настасья Мироновна Начкина, наоборот, была чрезвычайно рада такому знакомству и захотела расспросить о приисках поподробнее. Видя, что дело заварилось, Сундуков исчез. Родион же стал лихорадочно вспоминать детали золотодобычи. Из памяти всплыли дикие степи Забайкалья, «где золото роют в горах». На этом эрудиция иссякла. Оставалось, как тому бродяге из песни, проклинать судьбу. Но такие порывы не к лицу золотопромышленнику.

— Вы, наверно, человек состоятельный? — мечтательно спросила тетушка.

— Не очень, миллиона два накопил, да и только, — ответил Родион, лихорадочно пытаясь вспомнить, что же там делали в степях с проклятым золотом. Но этого не потребовалось. Настасью Мироновну словно сковородкой огрели по затылку. Она выпучила глаза:

— Два миллиона?! И такой молодой?! Вот, Алоизий, бери пример с…

— Родион Георгиевич…

— Бери с него пример! А то видали сыночка моего — двадцать пять лет, а ума нет. Так теперь уж и не будет. Разве только женить… А у вас жена и детишки уже имеются?

— Не люблю я детей. Мерзкие, сопливые, кричат, вечно под ногами путаются. Деньги на них тратить. Не люблю…

— Вот как? Ну что ж, ваше право… Как же с Филиппушкой подружились?

— Не друг он мне. Денег должен. Приехал должок получать. Трудно компаньон с деньгами расстается, силой приходится вынимать.

Настасья Мироновна заговорщицки подмигнула и поманила пальчиком. Приблизившись, Родион ощутил сквозь духи неубиенный запах старости.

— Племянничек мой еще тот кровопийца, — прошептали ему в ухо. — Так вы с него три шкуры сдерите. Не жалейте. И слову его не верьте: обманет. Но это тс-сс…