— О! Вы не знаете наших репортеров. Им только палец покажи — откусят всю руку. Падки на сенсацию, как мухи на мед.

— Сенсации не будет. Картина пропала…

— Нет! — вскричал Павел Наумович.

— Остался пустой мольберт и выжатые тюбики…

Ценитель живописи загрустил столь глубоко, что с него хоть образ Вселенской Обреченности рисуй:

— Все… Это конец… Что я скажу прессе… Что скажет Данонкин! Он меня живьем съест, и шампанское не поможет. Я ведь ему сенсацию обещал…

— Могу дать совет, — скромно заметил Ванзаров.

— Только советов от полиции не хватало!.. Что же делать?!

— Как хотите, вам решать.

— Да не мучьте же, наконец!.. Говорите, юноша!

— Не открывайте выставку, пока я картину не верну… Извините…

Господина Музыкантского оставили в пустом зале и в полном смятении чувств. Буквально довели до исступления столь влиятельную в живописи фигуру, бросая от ненависти к надежде. Такое упражнение неплохо сбивает спесь.

А вот городовой Брусникин по-простому обрадовался, заметив опять спешащего юношу. Честь ему отдал не формально, а душевно, со значеньицем. В ответ получил приветливое помахивание. Городовой поразился: какой малец работящий! На дворе воскресенье, а он носится по улицам, словно больше всех надо. Видно, хороший человек. Есть еще такие люди в полиции. У постового даже настроение поднялось.

На душе же хорошего человека было мрачно и пасмурно. Предстоящая обязанность, от которой нельзя отказаться, висла тяжким грузом. Велика вероятность, что пожилой отец, проклявший непутевого сына, встретит печальную новость совсем неравнодушно. И как выйдет и чем все закончится — логика предсказать не могла. Неизвестность всегда мучительна. Словно мозоль на сердце. Однако помогла случайность — мачеха логики, подстроила не так уж плохо: в гостиной Ванзанова принял молодой господин в строгом костюме. Не надо быть великим сыщиком, чтобы в фамильных чертах узнать младшего брата. Назвавшись, Ванзаров сказал, что ему необходимо срочно переговорить с Гайдовым-старшим.

— Что-то с Макаром? — сразу спросил Сергей Николаевич.

— Отчего так решили?

— Не могу представить, какой у полиции может быть разговор к моему отцу… Что брат натворил?

Скрываться было ни к чему. Родион сказал то, что должен был: правду, без лишних подробностей. Младший брат принял удар на редкость спокойно.

— Пройдемте ко мне, — сказал он, распахивая дверь. — Отцу сразу докладывать не стоит. Это может оказаться для него ударом.

Чиновник полиции не возражал. Его провели по длинному коридору в кабинет, который выходил еще одной дверью в гостиную. Сергей очень тихо затворил створки и предложил Ванзарову присесть на диванчик, впритык стоящий к письменному столу. Строгие ряды книг, порядок на столе, как у делового человека, и при этом все стены завешаны картинами. От красок рябило в глазах. Среди работ серьезных мешались ученические. Пейзажи теснили карандашные эскизы геометрических фигур, а те подпирали портреты собак и лошадей. Никакой системы в этой коллекции не было. Казалось, вешали, где оставалось свободное место и что попадало под руку. На разумно подобранную коллекцию не похоже. А вот на тайную страсть, которая не нашла другого выхода, — даже очень.

— Как это случилось?

Сергей Николаевич понизил голос, словно отец мог подслушать. Но выглядел образцово невозмутимо.

— Макар Николаевич умер в своей мастерской, — аккуратно ответил Родион.

— Его кто-то… ему кто-то… — младший брат никак не мог произнести вслух неприятное слово, словно боялся запачкаться.

— Хотите спросить: не убили ли вашего брата?

Гайдов благодарно кивнул.

— У вас были подозрения, что такое могло случиться?

— Какие подозрения? — Сергей Николаевич явно не ожидал такого оборота. — Обычной смертью полиция не занимается. Тем более сыскная.

Справедливую мысль Ванзаров оспаривать не стал.

— Вы очень поможете расследованию, если укажете, кто ненавидел вашего брата настолько, что пошел на преступление.

— Желать смерти Макару?! Да ведь он жил одной живописью. Из норы своей неделями не вылезал. Это такой абсурд, что… Постойте… Уж не на меня ли намекаете?

Поразительно догадливый юноша. А еще ровесник.

— В таком случае должен пояснить: после того как отец выгнал Макара, он переписал завещание, и теперь все достается мне, — четко доложил Сергей Николаевич. — Так что логичнее ему желать моей смерти. И было бы большой глупостью предположить, что отец решил с ним покончить.

Юноша буквально угадывает ход мыслей. Какой толковый хозяин финансовой конторы растет. Явно капитал сколотит и внукам передаст. Не то что голодранец-художник.

— Здесь есть картины Макара? — спросил Ванзаров.