– Тебя не пустят в архив. Ты – гражданин Мексики, иностранец.

– У меня двойное гражданство. К тому же у вас сейчас абсолютно все можно сделать за деньги. Слава Богу, валюта у меня еще есть.

– «У вас…?» – переспросила я. Олег меня не услышал.

– Позвоню коллегам в Могилев, в Москву, в Полоцк, в Германию, наконец, – бормотал он себе под нос. – Если я только заикнусь, что есть след креста Евфросинии, все европейские историки землю носом рыть станут…

– Ты понял, что этим же вопросом с недавних пор интересуется ФСБ?

– Понял, конечно. Неплохо было бы с этим твоим Вадимом встретиться…

– Зачем?! – изумилась я.

– Как зачем?! – в свою очередь удивился Олег. – Обменяться информацией.

«Неужели Мексика настолько демократическая страна?» – подумала я, но вслух ничего не сказала.

Предупреждение, которое оставил мастер Богша, изготовивший крест:

« А кто же осмелится на такое (вынести, украсть или продать крест из Полоцкого Софийского собора – прим. авт.)… либо князь, либо епископ, либо игуменья, либо другой какой человек, да будет на нем это проклятие.»

После Октябрьской революции реликвия была вынесена из собора, хранилась в финотделах, в музейных запасниках, в кабинетах служащих НКВД. Перед самой войной оказалась в бронированной комнате-сейфе Могилевского обкома партии. В эти годы город Могилев готовился стать столицей Белоруссии вместо Минска, и в него свозились ценности из многих церквей и музеев республики.

Началась война.

Существует официальная (германская) версия пропажи креста, откровенно похожая на легенду.

По уже оккупированному фашистами Могилеву мимо бывшего обкома партии прогуливался немецкий офицер. Лучи заходящего солнца под каким-то особым углом легли на зарешеченное окно здания, вызвав волнующее изумрудное сияние.

Офицер забил тревогу. После недолгих поисков комнату обнаружили, бронированную дверь вскрыли. И тогда перед глазами служащих печально известной команды Розенберга (Немецкие специалисты, историки и искусствоведы, прекрасно разбиравшиеся в подлинной стоимости произведений искусства. Во время войны они описывали и вагонами вывозили ценности из России – прим. авт.) вдруг возник клад, о котором они и помыслить не могли. Даже по приблизительной описи (точной нет до сих пор) здесь, помимо креста Ефросинии, находилась коллекция икон XVII-XVIII веков, золотой крест и символические серебряные ключи, подаренные Могилеву Екатериной Второй, серебряная булава Сигизмунда Ш, золотые и серебряные кубки, которыми пользовались Петр Великий и царь Алексей Михайлович, золотые пластины, огромная (до 10 тыс. наименований) коллекция золотых и серебряных монет, предметы быта Александра Македонского и даже коллекция золотых украшений из раскопок Помпеи.

Розенберговцы переписали ценности и вывезли их в Германию.

После войны в Германии и нигде в мире ценности из Могилевского сейфа так и не появились.

После окончания холодной войны белорусские искуствоведы пытались отыскать следы креста в США, в частных коллекциях, в том числе и в коллекции Моргана, где, как долго считалось и покоится реликвия. Вернулись ни с чем. След креста Ефросинии обнаружен не был. Сокровища как сквозь землю провалились. Ни один из шедевров «могилевского сбора» так и не появился ни на западных аукционах, ни в государственных или частных каталогах.

Вторая версия. Советская.

Сокровища успели-таки вывезти из осажденного немцами Могилева. В пользу этой версии говорит то, что, согласно сведениям очевидцев и участников событий, обком партии эвакуировали в первую очередь. Вывезли все, до последней скрепки, и оставили фрицам несметные сокровища?!

Кроме того, о состоявшейся эвакуации сообщает и ушедший в Могилевское ополчение Иван Никулин, бывший директор Могилевского краеведческого музея.

Согласно этой версии машина с содержимым сейфа выехала из Могилева под охраной сотрудников НКГБ 13 июля 1941 года и через Горки, Смоленск, Можайск двинулась на Москву.

Однако и в Москве могилевские ценности после войны не обнаружились.

Интерпол никаких сведений о кресте Ефросинии и послевоенном местонахождении предметов из «могилевского сбора» не имеет. Искусствоведы Германии сами дорого дали бы за подобные сведения. В архивах Розенберга следов сейфа с сокровищами тоже не отыскалось.

Олег только что по потолку не бегал.

Мне казалось, что, узнав про крест Евфросинии, он про нас с Антониной позабыл начисто. Я жалела, что рассказала ему про сокровища. Тем более, что к Кешкиной судьбе он по-прежнему оставался равнодушен.

«Скорее всего, мальчика уже нет в живых. Носители таких тайн, увы, не живут долго. Никаких проклятий не надо – простая психологическая закономерность. Прекрасно описана у Киплинга – в притче про королевский анкас…»