— Постой, извини. Ты передал точно? Именно темные силы?

— Точно так, сэр, точно так.

— Он говорил подробнее?

— Что, сэр?

— Он упоминал какое-нибудь особое воплощение этих темных сил? Например, призраков?

— Призраков?

— Зомби. Недочеловеки, живые мертвецы.

Кадди искоса глянул на МакКензи. «Ну вы и сказали… на ночь глядя упоминать такое…»

— Так он упоминал или нет?

— Нет, будь я проклят, сэр, простите мой треклятый язык, по-французски не обучен, — он все еще тряс недоверчиво головой. — Я вас умоляю… Живые мертвецы…

Не так уж это невозможно, как ты считаешь, Кадди, думал МакКензи, мысленно возвращаясь к тому предмету, который с некоторых пор находился у него в руках. Кадди между тем указал на Эгга.

— Не кажется ли вам, мистер МакКензи, что стоит попробовать переговорить с ним до начала боя, — прокаркал он. — Может, захотите рискнуть поставить на старого Турпина. Он прославился тем, что…

— …что загрыз сто две крысы за пять с половиной минут, Кадди, я знаю.

— Это самый впечатляющий итог, сэр, — ухмыльнулся тот. — И мне приятно сказать, что я был тогда тут и видел этот рекорд, сэр. До трех крыс зараз он убивал. К тому времени, когда все кончилось, арена была похожа на что-то невообразимое, будто ее закидали земляничным джемом вперемешку с волосами и мясом.

Теперь настал черед МакКензи покоситься на Кадди, который подмигнул ему в ответ.

— Сейчас начнется, однако должен сказать вам, если призадуматься, они ведь могут быть жутко злобными, эти крысы. Когда их загоняют в угол, они дорого продают свою жизнь, и это уже стоило старине Турпину одного глаза.

— А какова твоя ставка? — спросил МакКензи.

— Пятьдесят к пяти, сэр. Рискнете присоединиться ко мне?

— Большое спасибо, Кадди, но я здесь по другому делу, и мои риски связаны с юным мистером Эггом.

Тут грохот барабанов возрос до неимоверной степени, сотрясая все вокруг. Многие в толпе закрывали уши ладонями, однако ухмылялись, зная, что означало это усиление звука: крысиное ристалище начиналось. Барабаны внезапно умолкли, их какофонию сменил шум иного рода: собравшиеся стали кричать и жестикулировать, деньги переходили из рук в руки. Эгг и другой мальчик открыли корзины, вывалив содержимое внутрь загородки (МакКензи не отрывал взгляда от Эгга, заметив, как глаза мальчика с опаской бегают по сторонам). Крысы сбились в кучу на одну сторону арены и застыли черной, маслянистой кучей у стены: они отчаянно пытались отодвинуться как можно дальше от лязгающих челюстей Турпина — тот так натягивал поводок, что распорядитель, державший его, от напряжения приоткрыл рот, обнажив крупные зубы.

Затем распорядитель притянул пса, насколько можно было, к себе, всем своим видом демонстрируя важность наступающего момента.

— Лондон, ты готов поставить на Крысобоя? — воззвал он.

Толпа закричала «да». МакКензи, захваченный происходящим, обнаружил, что кричит вместе со всеми.

— Не слышу, — подзадорил распорядитель. — Я сказал, Готовы… Вы… Поставить… на Крысобоя?

Вырвался уже не крик, а вопль.

— Пять, — начал он обратный отсчет.

Крысы, вся их сотня, визжали и царапали когтями деревянную обшивку: каждая, работая когтями, пыталась влезть наверх воняющей кучи, чтобы убежать.

— Четыре. — Теперь к счету присоединилась вся толпа. «Три, два…»

Распорядитель приготовился отстегнуть поводок.

— Один.

Распорядитель выкарабкался из загородки. Турпин рванулся вперед, устремившись прямо в центр кишащей кучи, и немедленно выскочил с тушкой в зубах, сомкнул челюсти на шее крысы и отбросил ее в сторону. Она ударилась о деревянную стенку, оставляя за собой кровавый след, а Турпин уже ввинтился в охваченную паникой крысиную толпу за следующей жертвой.

И вдруг пес взвыл. Этот вой, от которого просто стыла кровь в жилах, на секунду заставил замолчать орущих людей.

Турпин показался из шевелившегося скопища крыс, но не так, как его ожидали увидеть — с одной или двумя крысами в зубах. Вместо этого сами крысы свисали с него: их мясистые розовые хвосты мотались так, что на секунду, будто в какой-то чудовищной галлюцинации, МакКензи показалось, будто на пса надели жакет с кисточками. Но псу было плохо. Крысы были у него на морде. Крысы были на животе. Крысы впивались в его тело, цепко держались острыми когтями, перемещались на спину, когда пес крутился, падал или трясся, пытаясь сбросить их с себя, вырваться из сжимающегося кольца их острых зубов и когтей. В следующий момент судьба бедного Турпина была решена: те твари, что толпились кучей у дальней стены, каким-то образом поняли, что ход сражения повернулся в их пользу, и мгновенно, все сразу, устремились, чтобы присоединиться к тем, которые уже висели на Турпине. Тело пса исчезло под визжащими, толкающимися тушками, и от него остался лишь затихающий вой. Последовал последний вскрик агонии, который поразил всех собравшихся, оставив после себя гнетущую тишину. МакКензи понадобилось секунды две, чтобы до него дошло, что и крысы, в свою очередь, тоже прекратили шуметь. Они больше не паниковали, не визжали, их молчание внушало почти суеверный страх; они как бы отхлынули от своей жертвы, оставив от Турпина кровавое месиво на полу.

— Кадди? — произнес МакКензи, не в силах ни закричать, ни даже говорить громко.

— Да, сэр? — ответил Кадди бесцветным голосом, словно и он еще не мог осмыслить такой поворот событий.

— Разве не предполагалось, что пес поубивает крыс, ставки ведь делались на количество?

— Я никогда не видел ничего подобного, могу в том поклясться, сэр. Никогда ничего подобного.

Крысы все еще двигались по кругу вдоль деревянной загородки. Но тут МакКензи заметил нечто новое. Многие из грызунов, казалось, смотрели на что-то определенное, находившееся за барьером арены. Все больше и больше крыс вплеталось в это движение. Еще больше. Наконец почти вся масса направила внимание на одну и ту же вещь, к которой теперь были прикованы их пристальные взгляды, и эта цель заставляла их сопеть, фыркать и трястись мелкой дрожью.