Вообще-то, конечно, она была рада. Рада убедиться не только в том, что ее Альберт уникален, но также и в отсутствии у себя внутреннего возмущения от мысли, что двойник стоит тут, целый и невредимый, в то время как подлинник утрачен.

— Альберт так не улыбается, мистер Джонс, — сказала она ему приветливо, — он не такой уж улыбчивый, мой Альберт; он скорее засмеется, а когда он делает это, рот у него вот так не кривится. — И она показала нужное выражение лица.

— Да, сударыня, — поспешно сказал Ковентри.

— Простите?

— Прошу нижайше простить, Ваше Величество, я сказал…

— Нет-нет, дело не в ваших словах, а в том, как вы их произнесли. Это звучало не так… Альберт, видите ли, говорит очень размеренно и четко, и у него сильно заметен немецкий акцент.

— Да, сударыня, — на этот раз членораздельно, с достоинством выговорил Ковентри.

— Иными словами, — сказала она, растягивая губы в вынужденной улыбке (и в той буре чувств, которая ее одолевала, ей стоило немалого труда сделать благосклонное лицо — слишком сильно ее унижала сама мысль о том, что кто-то мог подумать, будто эти двое действительно походили на нее и Альберта), — сходство в действительности не такая уж и страшная вещь. Это все равно что смотреть в зеркало, — затем продолжала, обращаясь к Бетти, — а скажите, вы ведь сделали из этого нечто вроде… заработка, да?

— Нет, Ваше Величество, — ответила Бетти, и ее голос, как с удивлением поняла Виктория, звучал совсем не похоже на ее собственный, — мы целый день трудимся на швейной фабрике. А это лишь побочный заработок — пара лишних пенни кой-когда по вечерам и в конце недели.

— Ага, понятно, — сказала Виктория: она уже слышала об условиях труда на швейных фабриках, где одетые в лохмотья женщины беспрерывно орудуют иголкой с ниткой, а их мужья нагревают утюги и выглаживают одежду в душных от пара и пыли помещениях.

— Понятно, — повторила она, — а что же именно вы делали, выдавая себя за нас?

— Мы, сударыня, — начала Бетти свою явно заранее приготовленную и отрепетированную речь, — выступали на вечеринках, которые устраивались членами нового среднего класса; нас часто приглашали те, кто полагал самым увлекательным развлечением видеть у себя в гостях двух членов королевской семьи. Мы также открывали многие праздники, появлялись на многих балах, присутствовали в качестве высоких гостей на крестинах. Нас сажали в королевскую ложу в театре, а также пару раз мы выходили на сцену как наши тезки.

— Чудесно, — улыбалась Виктория; скулы у нее уже просто сводило от этой вынужденной игры. — И вам нравилась эта работа, не так ли?

— О-о, безусловно, сударыня, — оба энергично закивали головами. — Нас всегда встречали очень хорошо, очень приветливо. Часто на праздниках нас просили выступить судьями в состязаниях. Вы не поверите, какого мы им задавали жару!

Ну, уж в это я вполне поверю, подумала про себя Виктория.

Но она продолжала улыбаться.

— А вас просили вести себя, как мы с Альбертом, то есть не просто выглядеть, как мы?

— О-о, конечно, сударыня, — ответил Ковентри.

— У нас есть несколько фраз, которые всем очень нравятся, когда мы их произносим, — добавила Бетти.

— Например? — допытывалась Виктория.

— О-о, я бы не хотела сейчас… Когда Вы вот так стоите передо мной.

— О, не беспокойтесь, миссис Джонс, — вмешался Мельбурн, — я уверен, Ее Величеству было бы интересно.

— Хорошо, — сказала Бетти Джонс, затем приосанилась, сильно сжала губы, так что они превратились в подобие кошачьего ануса, и произнесла сдавленным голосом: «Нам не смешно».

И с невинной улыбкой посмотрела на Викторию.

Виктория глядела на нее.

Потом перевела взгляд на Мельбурна.

— Я так говорю? — спросила она.

— Думаю, сударыня, когда окольными путями что-то доходит до масс, все выглядит уже не так, — ответил премьер-министр. — Полагаю, газетчики процитировали Вашу невольную реакцию на какую-то скабрезность какого-нибудь камердинера.

— Правда? Мне ведь нравятся скабрезные шутки, как вам это хорошо известно.

— Действительно так, сударыня, но я предполагаю, что в данной ситуации Вы это сказали дамам, которые были возле Вас, чтобы пресечь дальнейшие шутки, которые могли их шокировать, отсюда и слово «мы», которое в данном случае выражало отнюдь не королевский сан, но газеты донесли это широкой общественности именно в таком виде. Вот почему Бетти и применяет это в качестве ходовой фразы.

— Понятно, — сказала Виктория, — я так понимаю, что люди связывают эту фразу со мной именно в том смысле, какой она не подразумевала; то есть я могу что-то высказывать, имея в виду одно, а меня понимают совсем иначе?

— Видимо, в данном случае так могло произойти, сударыня. Похоже, что это пример того, как Ваши слова, сударыня, процитировали вырванными из контекста.

— Понятно. Вы можете позаботиться, чтобы в следующем номере «Таймс» разместили материал, разъясняющий эту ситуацию?