Довлатов Сергей Донатович
Шрифт:
И все-таки, положение неуклонно стабилизируется. Будущее вызывает оптимистические прогнозы. Число наших подписчиков, то есть друзей газеты, — растет.
Так и должно быть. Это — ваша газета, она делается вами и для вас.
«Новый американец», № 33, 21–26 сентября 1980 г.Я ХОЧУ ВАМ РАССКАЗАТЬ
Из выступлений на конференции в Лос-Анджелесе
Уважаемые господа! Друзья мои!
Мне бы хотелось заинтересовать вас удивительнейшим парадоксом нашей культуры. Он заключается в следующем.
Самая объемистая русская газета издается не в Москве. Не в Ленинграде. Не в степях Казахстана и не в предгорьях Урала…
Самая объемистая русская газета издается в Нью-Йорке. На углу 35-й стрит и 8-й авеню.
Вот эта газета — «Новый американец»! Выходит она еженедельно. По вторникам. На 48 листах таблоидного размера…
Три года назад в Америку прилетел ленинградский журналист Борис Меттер. Быстро и трезво оценил свои незавидные перспективы.
Несколько месяцев он вяло топтался у подножия социальной лестницы. В буквальном и переносном смысле. А именно — был лифтером.
Работа его не удовлетворяла. Он назойливо заговаривал с пассажирами в лифте. Делился планами создания новой газеты.
Кому-то идея нравилась. Кому-то представлялась нерентабельной и даже вздорной.
Важно другое. Собеседники Бориса Меттера не удивлялись. Всем казалось нормальным, что лифтер собирается издавать газету.
Вот что такое — Америка!
У Меттера появились единомышленники. Такие же беспросветные неудачники, как и он.
Мы знали, что Америка — страна неограниченных возможностей. Что можно все. В том числе — издавать газету.
Мы догадывались, что в Америке нет обкома и горкома. Значит, есть что-то другое.
Нам ужасно хотелось кому-то представиться. Получить руководящие указания. Расписаться в нашей абсолютной благонадежности.
Не вышло. Пришлось выпускать газету, не дождавшись инструкций.
Мы получили банковскую ссуду — 12 тысяч долларов. Что явилось предметом немыслимых слухов и домыслов. Говорили даже, что нас субсидирует КГБ.
Узнав об этом, я позвонил Меттеру. Меттер страшно обрадовался. Он сказал:
— Это замечательно, что нас считают агентами КГБ. Это укрепляет нашу финансовую репутацию. Пусть думают, что мы богачи…
Газета стала реальностью. Ощущение чуда сменилось повседневными заботами. Мы не имели делового опыта. Ломились в открытые двери. Изобретали бесчисленные велосипеды. Безбожно коверкали английский язык.
Президент корпорации Меттер начинал деловые телефонные разговоры следующим образом:
— This is speak I, Boris Metter!
Мы знали — чтобы выжить, необходимо стать бизнесменами.
Америка — страна поистине неограниченных возможностей. Одна из них — возможность разориться, прогореть.
Мы углубились в джунгли американского бизнеса. Одновременно вырабатывалась нравственная позиция. Мы провозгласили:
«Новый американец» является демократической, свободной трибуной. Он выражает различные, иногда диаметрально противоположные точки зрения. Выводы читатель делает сам…
Честно говоря, мы испытывали неудовлетворенность русской прессой в Америке.
Казалось бы, свобода мнений — великое завоевание демократии. Да здравствует свобода мнений! С легкой оговоркой — для тех, чье мнение я разделяю.
А как быть с теми, чье мнение я не разделяю?!
Как это непривычно — уважать чужое мнение. Как это глупо — дать высказаться оппоненту. Как это соблазнительно — быть единственным конфидентом истины. Оказалось, выбрать демократию недостаточно. Как недостаточно выбрать хорошую творческую профессию. Демократии нужно учиться.
Дома нам внушали единственно правильное учение. Дома был обком, который все знал. А тут?
Читатель — не малолетний ребенок. Он достоин самой разносторонней информации. Он достаточно умен, чтобы принимать самостоятельные решения.
Мы уехали, чтобы реализовать свои человеческие права. Право на творчество. Право на собственное мнение. Право на материальный достаток. И в том числе — священное право быть неправым. Право на ошибку. Право на идейное заблуждение.
В Союзе тех, кто был «неправ», — убивали. Ссылали в лагеря. Выгоняли с работы. Единственно верное учение не терпело критики.