Помню, я убеждал своих товарищей:

— Главное — заказать визитные карточки…

Опыт появится еще не скоро. А пока — нагромождение встреч, ошибок, разочарований…

Мы беззастенчиво обиваем пороги. Иногда нас обманывают. Чаще — бескорыстно и охотно помогают.

И все-таки, нет главного. Нет — денег…

Помню, как один из нас твердил:

— Клянусь, я ограблю банк!..

И наконец — телефонный звонок. Безумный крик Леши Орлова:

— Меттер (непечатное) раздобыл (непечатное) двенадцать тысяч (непечатное, непечатное, непечатное)!!!

Нас было четверо тогда. Четверо совершенно разных людей. Четверо нищих эмигрантов, готовых бороться за свое призвание.

Нас объединяла жажда работать по специальности. И полное нежелание заниматься чем-либо другим. Наши жены критически хмурили брови…

Но вот появилась газета. Одни проблемы сменились другими. Чистого энтузиазма оказалось мало. И профессионального опыта — мало. И собранных денег было — мало, мало, мало…

Мы плутали в джунглях американского бизнеса. Ломились в открытые двери. Изобретали бесконечные велосипеды.

Мы делали ошибки. Публиковали вздорные статьи. Нарушали границы дозволенного. Робели перед авторитетами.

Ощущение контакта с читателями поддерживало нас. Помогало устоять в неравной конкурентной борьбе.

Трижды мы переживали угрозу краха. Трижды выворачивали свои карманы. Трижды обращались за помощью к читателям…

Газета стала реальностью. Из маленького этнического курьеза она превратилась в жизнеспособный духовный центр. Ощущение чуда сменилось повседневными заботами…

Мы были очень разными людьми. И это должно было сказаться. Ведь речь шла не только о принципах газетной формы. Речь шла о новых жизненных принципах.

Что лучше — копировать другие издания? Или — создавать новую русскую прессу? Пытаться угодить всем? Или действовать в расчете на конкретного читателя? Решать вопросы сообща или подчиняться единственному непререкаемому голосу?..

Нас осталось трое. Это было грустно и неизбежно.

Затем пришли другие люди. Появились новые друзья и единомышленники, молодые, яркие, талантливые…

Скоро Новый год. Время подводить итоги. Время загадывать желания.

В этот день мне хочется сказать:

— Нам повезло! И вам так повезет! Увидите…

В ходе конференции состоялось несколько бурных дискуссий.

Проблематика одной из них была сформулирована так:

1. Русская литература — две или одна?

2. Каким представляется вам будущее русской литературы.

Две литературы или одна?

Мне кажется, вопрос сформулирован недостаточно четко. Речь должна идти не о литературе. Речь может идти только о литературном процессе. О различных формах, уровнях и тенденциях литературного процесса.

Литература это то, о чем пишут в школьных учебниках. Мы же, собравшиеся здесь журналисты, беллетристы и критики — независимо от разряда дарования — являемся участниками литературного процесса.

В этом процессе сосуществуют различные тенденции. Причем не одна и не две. А целых три. Как в русской сказке:

1. Официальная верноподданническая тенденция в Союзе.

2. Либерально-демократическая — там же.

3. Зарубежная часть процесса, включая самиздат. (Поскольку самиздат тяготеет к русской литературе в изгнании.)

Сейчас эти тенденции кажутся антагонистическими, взаимоисключающими. Хорошо бы, конечно, взглянуть на это дело через сто или сто пятьдесят лет. Когда нынешняя литература осядет в школьных учебниках. Но это сделать трудно.

Можно поступить иначе. Можно поступить — наоборот. А именно, взглянуть отсюда — на литературу столетней давности.

И сразу появятся впечатляющие аналогии.

Оказывается, тройственный процесс существовал всегда. Имела место охранительная тенденция (Лесков). Либерально-обличительная (Щедрин). Самиздатская (Чернышевский). А также литература в изгнании (Герцен).

Издалека литература прошлого кажется ровной и спокойной. И в ней царит относительный порядок.

Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что эту литературу сотрясали невероятные катаклизмы.