Пушкин добивался издания «Бориса Годунова» шесть лет. «Скупого рыцаря» — десять лет. «Медный всадник» так и не был опубликован при жизни автора.

Белинский и Добролюбов так и не увидели своих книг.

«Горе от ума» вышло через несколько десятилетий после смерти автора.

«Философические письма» Чаадаева опубликованы в 1907 году…

Помимо катаклизмов имели место фантастические несуразности.

Неутомимый обличитель режима Салтыков-Щедрин был губернатором. (Это такая же дикость, как если бы «Чонкина» написал Андропов.)

Самиздатский автор Грибоедов был дипломатом. (Вроде Добрынина.)

Революционер Герцен жил в Лондоне на доходы от своего поместья. (Вообразите, что сейчас в Москве переиздали «Звездный билет» Аксенова и уплатили ему гонорар.) И так далее.

Кто сейчас задумывается об этом? Время сглаживает политические различия. Заглушает социальные мотивы. И в конечном счете наводит порядок.

Взаимоисключающие тенденции образуют единый поток.

Белинского и Гоголя мы упоминаем через запятую. А ведь разногласия между ними достигали крайней стадии. За одно лишь цитирование письма Белинского — Гоголю Достоевского чуть не расстреляли.

Время перемешает акценты. Ретуширует контуры. Отодвигает на задний план минутные исторические реалии.

Достоевский написал «Бесов» как идеологический памфлет. А мы читаем «Бесов» как гениальный роман. Дело Нечаева забыто, а фигура Степана Трофимовича Верховенского преисполнена жизни.

Герцен создавал «Былое и думы» как политические мемуары. Отображая многообразные социальные коллизии. Прибегая к тончайшей идеологической нюансировке.

Мы же читаем «Былое и думы» как великолепную прозу.

Перечитайте через двести лет солженицынского «Теленка». Кого будет интересовать личность писателя Тевекеляна? Или подробности взаимоотношений литфонда с оргкомитетом ЦК? Останется лишь великолепная проза.

Перечитайте через двести лет «Иванькиаду» Войновича. Останется замечательная трагикомедия…

Сто лет назад было все. Были правоверные. Были либералы. Присутствовал самиздат. Издавался за границей «Колокол».

Особняком возвышался Лев Толстой с его духовными поисками. Сейчас это место занимает, допустим, Битов. Или — покойный Трифонов. (Я не сравниваю масштабы дарования. Я говорю о пропорциях.)

Мы восхищаемся деревенской прозой — Распутина, Белова, Лихоносова. И эта тенденция жила сто лет назад. Вспомните Слепцова, Решетникова, Успенского.

Было все. И всякое бывало.

Любой из присутствующих может обнаружить в русской культуре своего двойника…

Мне кажется, я ответил на заданный вопрос.

Литературный процесс разнороден. Литература едина.

Так было раньше. И так, по-видимому, будет всегда…

Каким представляется мне будущее русской литературы?

Замятин говорил:

Заявление мне кажется чересчур драматическим и отражает лишь реальное положение вещей.

Будущее, строго говоря, уже не раз имело место.

Будущее «Золотого века» литературы обрело черты декаданса. И в этом качестве благополучно миновало. Будущее романтической традиции осуществилось в крайнем нигилизме. И так далее.

Время соединяет различные тенденции литературного процесса. Территориально-гражданские признаки оказываются малосущественными.

Будущее литературного процесса определит мера таланта его участников.

Есть разница между Огаревым и Фетом? Безусловно. Однако не в сфере мировоззрения, а в уровне таланта. Огарев был революционером, а Фет — крепостником. Но вопреки своей исторической обреченности Фет писал куда лучше.

Аполлон Григорьев был почти что люмпеном. (Вроде Льва Халифа.) А Тютчев — камергером. (Вроде Седых.) Сейчас это абсолютно не важно.

Внуки будут оценивать наши достижения только по эстетической шкале. Останется единственное мерило — качество. Будь то — пластическое качество, качество духа, юмора, интеллекта…

История сгладит и отодвинет на задний план жизненные обстоятельства. Обессмыслит самую злободневную гражданскую подоплеку. Перечеркнет конкретные реалии.

Вот мы без конца цитируем строки из «Евгения Онегина». Например, такие:

Сейчас досужие исследователи установили, что пирог — это вовсе не пирог. А гусиный паштет. А «нетленный» он потому, что консервированный. Действительно, в те годы изобрели фантастическую новинку — процесс консервирования. Что и было запечатлено цепким на детали Пушным.