Конечно, ради удовлетворения просьбы Людвига пришлось бы пойти на предательство коммунаров, которые разоружили оборонявшие город австрийские части, начали вести переговоры о капитуляции с итальянскими и русскими войсками. Но Отто был готов легко пожертвовать хоть всей Веной, чем 'принуждать к миру' силами прусских солдат сто пятьдесят тысяч озлобленных, обиженных и неплохо вооруженных австрийцев. Да и Джезеппе с Александром особенно не возражали. Единственное что сделал цесаревич - это предупредил Альберта Ротшильда о сложившей обстановке и договорился с Гарибальди о помощи в вывозе имущества банкира, которое вряд ли пережило нашествие разъяренных австрийских солдат. А заодно, под шумок, вывел свои группы вместе с честно награбленным. В частности, среди всего прочего, в фургонах за пределы Вены выехали все регалии Австрийской короны, которые позже Александр планировал 'спасти, выкупив втридорога из рук подпольных торговцев'. Да и так, по мелочи. Банкноты, конечно, никто не вывозил, а вот с золотом, серебром, драгоценными камнями, скульптурами, редкими книгами (в том числе древними рукописями) и картинами особенно не стеснялись. Фактически, под шумок, вместе с имуществом Ротшильдов получилось вывезти произведений искусства и драгоценностей более чем на семьсот миллионов рублей серебром. И это по очень скромным оценкам.

Чтобы быть подальше от подобных дел и не пятнать свое доброе имя, Александр десятого августа по железным дорогам начал перебрасывать свой корпус в Шлезвиг-Гольштейн, дабы поучаствовать в разгроме Дании, которая намеревалась повторить успех двухлетней давности, рассчитывая привести мирный договор, как минимум к состоянию статус-кво. Вот здесь-то цесаревича и настигло страшное известие из Санкт-Петербурга.

–  Ваше императорское… - Александр поднял тяжелый, колючий взгляд на подошедшего Бисмарка и тот осекся. Впрочем, ненадолго.
– Кхм. Александр, я соболезную вашей потере.

–  Ненужно. Отто, это совершенно лишено смысла. Соболезновать, значит разделять боль, понимать ее и чувствовать всем своим существом также, как это чувствует другой человек. В остальных случаях, подобные слова это просто пустой звук, акт лжи и лицемерия.
– Бисмарк еще раз осекся, в этот раз серьезно. Никогда прежде его не осаживали в таких ситуациях.
– Пусть моя боль останется моей. Это только мои проблемы. Вы что-то хотели по делу?

–  Да. Я хотел бы вас пригласить на совещание. Нужно завершать эту войну, которая уже потрясла Европу самыми невероятными ужасами. Нужно ее завершать…. Если честно, зная, чем она обернется, я бы ее не начал.

–  Дорой Отто, не раскисайте. Есть замечательное правило: 'Делай, что должно и будь что будет'. Представьте себе шхуну, которая идет по бушующему морю. Погибнет она в волнах? Никто этого не знает, и знать не может. Но дело каждого члена экипажа - делать свою работу, быть на своем посту и стоять до последнего вздоха, ибо, если он струсит, запаникует или станет рассеянным в сложившихся обстоятельствах, то подведет остальных и корабль пойдет ко дну. Вся наша жизнь - это плавание по бушующему морю. Она сопряжена с потерями, иногда ужасающими. Мои агенты сфотографировали ту гирлянду из тел, что соорудили из Иоганна Саксонского, его семьи, родственников и свиты. Они все были обнажены, сильно избиты и висели на виду как какое-то жутковатое украшение со сногсшибательным сладковатым ароматом гниющей плоти.
– Бисмарк перекосился.
– Да, Отто, да. А ведь еще неделю назад ничто не предвещало беды. Великосветские дамы даже не подозревали, что с них сдерут одежду, изнасилуют толпой и отправят 'танцевать в петле'. Их вешали очень аккуратно. Да. С особым садизмом - чтобы нечаянно не сломать шею. Очевидцы говорят, что некоторые из них дергались в петле до десяти минут, корчась от удушья. Больше всего досталось детям, которые из-за малого веса задыхались дольше остальных.
– Александр замолчал и задумался.

–  Что вы намерены делать?
– Вкрадчиво спросил Отто.

–  Доводить начатое дело до конца. Нужно разбить Данию и поставить точку в этой войне. А потом я хотел бы заглянуть в Санкт-Петербург… вместе со всем корпусом, - улыбка, которая в этот момент перекосила лицо цесаревича, вызвала у видавшего виды Бисмарка легкий приступ ужаса.

–  Странное решение. А почему вы сразу не желаете ехать в Россию, чтобы взять трон? Дания теперь беззащитна. Мы перегруппируем войска, и максимум через полгода, сможем сосредоточить на ее границах до трехсот тысяч солдат и офицеров, не считая орудий. Ее оборона будет смята решительным наступлением сильно превосходящих сил.

–  В Северной Силезии Хельмут отлично показал австрийцам всю утопичность этого занятия. Прусский кадровый корпус легко держал их наступление. Так что дело не в численном превосходстве - этот ларчик открывается иначе. К тому же, тут есть определенной стратегический ход. Я должен дезинформировать Шувалова, чтобы он не совершил каких-либо глупостей. Конституцию там не провозгласили или еще чего. Он должен выйти на правильный курс, чтобы я потом не разгребал те горы проблем, что после него могут остаться. К тому же, я более чем убежден, что те несколько тысяч английской пехоты, что выступят по Николаевской железной дороге на юг, будут буквально растерзаны москвичами. А Шувалов отправит именно их и совершит очень важную стратегическую ошибку, которая приведет его к поражению. Я не хочу ему мешать в этом, так как иначе, с Великобританией после коронации у меня могут сложиться совершенно иные отношения. Это как с рыбалкой - нельзя сразу подсекать, надобно подождать, чтобы рыба заглотила наживку глубже. К тому же, основной ударной частью, несмотря на англичан, в руках Шувалова станут польские и финские националисты. Они отлично вооружены благодаря Лондону, но совершенно не обучены. Нужно время для того, чтобы превратить их хотя бы в подобие солдат. Ведь им придется побеждать не просто обывателей, а вооруженное по последнему слову техники ополчение, которое окопается на северной границе великого княжества. А без этого, короновать Константина Владимировича не получиться. Главное - максимально убедить Шувалова в том, что у него есть время, чтобы он не делал резких движений до того момента, как уже станет слишком поздно. Для этого нужно посидеть немного тут. А чего сидеть без дела?
– Александр улыбнулся.
– Тем более что датский орешек совершенно гнилой и раскусить его более проблематично в силу неприятности содержимого, чем крепости скорлупы.

–  Англия?

–  Конечно. Вонять станет так, что отголоски запаха будут еще долго витать по всему свету. Однако Шувалов, даст нам возможности снизить интенсивность этих ароматов до приемлемого уровня, поставив Великобританию в очень неудобное положение. Так же, взятие Копенгагена позволит нам заблокировать снабжение английских войск, - Саша посмотрел выразительно на Бисмарка и тот убедительно кивнул.
– Да и помощь тем трем тысячам англичан в виде подкрепления не дойдет. А ваше обеспечение меня подвижным составом железнодорожного транспорта поможет мне в предельно короткие сроки оказаться под Санкт-Петербургом. Вы ведь уже заметили, что колея, идущая от него до Гамбурга одинакова на всей своей протяженности?
– Саша злорадно улыбнулся.

–  Безусловно, все указанное вами можно сделать. Я уже сейчас сделаю все необходимые распоряжения. Каковы сроки?

–  Думаю, до конца августа будет прорван датский фронт, а дальше вы уже справитесь без меня. Хотя, по дипломатическим каналам будет продолжать поступать информация о том, что Александр продолжает добивать датчан. Ведь так?

–  Конечно. Англичане должны спать совершенно спокойно.
– Бисмарк улыбнулся в усы. А потом вдруг посерьезнел.
– Скажите, неужели предвкушение мести так приятно?