Часы за часами проводил он, не отводя глаз от пейзажей своего оскверненного парадиза, и однажды меж холмов увидел ее фигуру. В ней ничего не изменилось, но сердце Вертера знало, что юная душа в смятении и содрогается от сознания утраты невинности. И это совершено им. Именно он ввел юность в чертог разврата! Он бился лицом в свои кулаки и стонал:

– Кэтрин, Кэтрин! Я гнусный вор, бесчестный развратитель! Отныне имя Вертеру де Гете одно-Предатель.

Только ближе к полудню следующего дня он собрался с духом и позволил ей войти к себе, готовый прочесть в лице несчастной Кэйт достойный приговор. Когда она вошла, он не решился взглянуть прямо в глаза. Смотрел, отыскивая менее устрашающие следы своего преступления, смотрел и не находил.

Слегка этим озадаченный, Вертер уставился в пол, сознавая бессилие и бесполезность всяких слов.

– Мне жаль... Прости.

– За ранний уход с Балобола, мой милый Вертер? Зато продолжение вечера было так сладостно.

– Нет, молчи!-он зажал руками уши.-То, что я сделал,-неисправимо, дитя мое, но я все же попытаюсь. Очевидно, что более ты не можешь оставаться здесь, рядом со мной. Тебе предстоит излечиться от страданий после этой жестокой отметины. Мне же предстоит влачить существование в одиночестве. Это самая малая цена-и я ее заплачу. Я уверен, ты можешь положиться на доброту Лорда Монгрова.-Он поднял глаза. Девочка-подросток, казалось, стала старше. Ее цветение поблекло; ледяные пальцы злодея и коварного искусителя по имени Смерть тронули беззащитную юность.-О-о-о,-возрыдал Вертер.-Как заносился я в своей гордыне, кичился великодушием! Все мое величие-презренный прах.

– Мне никак не понять вас, Вертер. Вы так странны нынче, дорогой. Слова ваши так туманны.

– Конечно же, туманны, невинное дитя. Как могла ты предвидеть... А-а-а...-Он спрятал лицо в ладонях.

– Вертер, пожалуйста, не убивайтесь так. Я тоже немножко погоревала из-за этой потери, но ваша печаль длится и длится. Вы пугаете меня...

– Пока я не могу...-заговорил Вертер через силу, не отрывая ладоней от лица,-ясно и точно выразить в словах преступление, совершенное мною против твоей души и детства. Я знал-придет час, и радости плотской любви увлекут тебя. Мечтал всесторонне подготовить, с тем, чтобы, когда неизбежное все-таки произойдет, ты испытала подлинное наслаждение.

– Но так и было, Вертер.

Он почувствовал раздражение-Кэтрин совершенно не понимала всей тяжести удара безжалостной судьбы.

– Это было наслаждение неправильного рода,-наставительно сказал Вертер.

– Род наслаждения как-то зависит от возраста?-спросила она.-Мы нарушили какой-то запрет, принятый всеми, и это вас печалит?

– Этот мир не знает запретов и правил, Кэтрин, но ты, дитя мое, могла бы к ним приобщиться. В моем детстве порой так не хватало этого. Однажды ты сможешь понять меня.-Он весь напрягся, подавшись вперед. Глаза зажглись холодным пламенем.- И в твоем безмятежном сердце вспыхнет ненависть ко мне. Да, Кэтрин, ты станешь ненавидеть меня.

Она рассмеялась в ответ, и это не был смех сквозь слезы.

– Сущая нелепица, Вертер. Впечатления, сравнимые со вчерашними,-такая редкость.

Он спрятал голову и поднял руки, будто защищаясь.

– Твои слова-стрелы, разящие мою совесть. С тихим смехом она принялась ласкать бессильную, безвольную руку.

– Вот! Из-за меня ты стала чувственной. Узнала, как пьянит вожделение.

– Да. С неожиданной стороны.

Она теперь говорила с ним совсем иначе. Эта мысль возникла в мозгу Вертера среди сплошной скорбной мглы. Он поднял глаза, не в силах поверить в то, что слышит.

– С просто чудесной стороны.-Язычок Кэтрин защекотал его ухо.

Вертер отшатнулся. Он должен был выяснить... Силился подобрать слова для решительного вопроса и не сумел. Она лизнула его в ухо, перебирая в пальцах пряди Вертеровых волос, безжизненных и тусклых.

– Я готова вновь пуститься за любовными впечатлениями, мой страстный анахронизм. Сравнимо это было разве что с седой древностью, когда поэты странствовали по земле, крали то, в чем нуждались, присваивали женщин и все, что приглянется, поджигали города своих издателей, уничтожали книги соперников-все годилось для завоевания читателей. Ведь и вы действовали так и чувствовали то же. Признайтесь, Вертер!

– Оставь меня. Я больше не могу,-стонал Вертер.

– В самом деле?

– Да, да.

Взмахом легкой руки она простилась и выскользнула из комнаты.

Вертер остался в мучительном раздумьи над убийственными словами и, поразмыслив, решил, что ослышался, либо в своей детской невинности она просто не понимала, что говорит. Он, верно, принял за осведомленность в плотских удовольствиях романтическую игру детского воображения. Ведь до ночи с ним у нее не было ничего подобного.

Он познал ее девственницей? Совершенно точно.

От мысли о неком другом похитителе девственности Вертер испытал укол ревности, устыдился этого, и новый вал раскаяния накатил на него. Как смел он усомниться в целомудрии ребенка, допустить мысль о, конечно же, несуществовавшем любовнике? Какой позор!

Волны стыда столкнулись с прежними переживаниями в борьбе за обладание душой Вертера. Тело отзывалось содроганиями на незримую бурю.

– Зачем я появился на свет!-вопрошал он небеса.-Недостойный жизни, я винил Миледи Шарлотинку Лорда Джеггеда и Герцога Квинского в бессердечии и низких побуждениях, а сам не имел себе равных в цинизме и негодяйстве. Неужто мое неистовство и моя презренная сущность должны сокрушить бедное дитя потому, что меня так влечет к нему. Моя растленная душа страждет этого.