— Стейси, сделай мне одолжение, не рассказывай своей сестре об этом звонке, — выдавил Колин, лихорадочно раздумывая о том, что следует предпринять.

В первый раз за весь разговор Стейси растерялась и замолчала. Однако пауза была недолгой.

— Сделать одолжение? Тебе? Когда тебе его сделать — до того, как я убью тебя, или после?

Вообще-то Колин не собирался вешать трубку, просто из головы у него совсем вылетело, что он разговаривает с Стейси. Он осторожно положил трубку на рычаг. Неважно, что скажет Стейси потом. Неважно, что она сделает. Важно другое.

Фиона забеременела от него.

Ему казалось, что он вообще перестал что-либо понимать.

Он находился в штате Нью-Йорк, а не в Вирджинии. Его холодильник был полон свежих продуктов, в стиральной машине лежала целая гора грязного белья, в почтовом ящике скопилось множество неоплаченных счетов, а зубной врач ждал его к себе на прием ровно через два дня. Он не мог все бросить и уехать прямо сейчас.

Четверть часа спустя он уже завел мотор в машине.

Если все пойдет по плану, то никаких остановок для того, чтобы передохнуть или поесть, только пару заездов на заправку. Тогда он будет на месте еще до конца дня.

Конечно же, все пошло совсем не так, как он задумал. По пути с машиной случилась небольшая неполадка, на устранение которой ушло довольно много времени. Потом Колину пришлось-таки остановиться на придорожной заправке с кафе и магазинчиком. Там он наскоро перекусил и выпил немного крепкого кофе, пока чинили его машину. В середине октября солнце садится достаточно рано, и, когда Колин пересек границу Вирджинии, наступил вечер. Последние лучи заходящего солнца исчезли в густых, мрачных облаках. Теперь Колин ехал по пустынной, темной дороге.

Он хорошо помнил эту холмистую местность. Эти кирпичные дома, церкви с белыми башенками колоколен, сараи и другие хозяйственные постройки. Извилистые, узкие улочки Фловерс Вэлли. Каждый раз, проезжая мимо очередного знакомого места, он чувствовал, как душа наполнялась ожиданием и страхом. Он никогда такого не испытывал. Такое чувство, будто он возвращается домой, не зная, что его там ждет.

Вскоре после девяти он уже въезжал к Фионе во двор. Только теперь он почувствовал, как сильно колотилось его сердце, каким тяжелым комом лежал в желудке съеденный по пути гамбургер. Окна были ярко освещены. У двери лежали две большие, приготовленные к празднованию Хэллоуина, тыквы, в которых еще не были прорезаны отверстия. На качелях валялись забытые садовые ножницы. У крыльца стояло соломенное воронье пугало, вокруг которого разлеглись три толстые таксы. Кажется, собачки еще сильнее откормились за время отсутствия Колина. Теперь он мог их различать: самый маленький по имени Клоп приветственно тявкнул, остальные приезд Колина проигнорировали. В самом деле, человеком больше, человеком меньше…

Колин взбежал вверх по лестнице и вдруг резко остановился. Он расправил плечи и дрожащими руками поправил воротник мятой рубашки. Потом в голову ему пришло, что сегодня утром он забыл побриться. А еще не лишним было бы причесаться. С другой стороны, он проделал такой долгий путь, что теперь глупо было переживать из-за такой мелочи, как внешний вид. Кроме того, Фионе уже случалось видеть его и в старом свитере, и в выцветших рабочих брюках. Отбросив все сомнения, он постучал в дверь.

Ничего. Ни звука.

Он постучал снова, на этот раз громче.

И опять тишина. Решив не дожидаться ответа, он сам открыл дверь. Сразу же в нос ударили самые разные ароматы: пахло яблоками, корицей и пряной гвоздикой. На столе стояла ваза с хризантемами. В медном кувшине красовалась икебана из рогоза и сухой травы. И, конечно, розы. Букеты стояли повсюду, а с потолочных балок свешивались засушенные ветки. Вошедшего гостя заметили две собачки и залаяли — эти оказались более активными, чем отдыхавшие во дворе лентяи. Потом, вспомнив его, они прыгнули навстречу и стали вертеться под ногами.

— Привет, Басти, Вредина, — шепотом поприветствовал их Колин.

Но Фионы нигде не было видно. Зато ее было слышно. Она пела где-то на втором этаже. Если, конечно, звуки, которые вырывались из ее горла, можно было назвать пением.

Ну и семейка! Стейси кричит и ругается, как мегера, а пение Фионы напоминает скрип ржавой калитки. Колин подумал об этом с нежностью.

— Фиона? — Он хотел как-то дать ей о себе знать, но в то же время боялся напугать ее. — Фиона!

Пение смолкло. Последовала долгая пауза, а затем нерешительный голос спросил:

— Колин? — Она немного помолчала и крикнула: — Вы не отвечаете. Значит, вы не Колин.

О, господи! Колин почувствовал, как его губы расползаются в улыбке. У него было впечатление, как будто он вернулся к себе домой. Только взбалмошная, непоследовательная Фиона была способна на такие нелогичные рассуждения. Колин буквально взлетел вверх по лестнице и кинулся по коридору. Он бы ни за что не догадался, откуда три минуты назад доносилось пение, если бы из-за полуприкрытой двери в ванную не вырывались ароматные клубы пара.