Буковски Чарльз
Шрифт:
– Наверху…
– Ладно. Веди меня наверх!
Гарри проводил их взглядом. Потом продолжал разглядывать девушку, а та продолжала смотреть на него. Синие глаза, зрачки переполнены страхом.
– Не ори, – сказал он ей, – а не то убью, честное слово, убью!
Ее губы задрожали. Они были бледно-розового оттенка, и тут его рот сомкнулся на них. Он колол ее щетиной, обдавал вонью, гнилью, а она белая, нежно-белая, нежная – дрожала. Он держал ее голову в ладонях. Потом оторвался и заглянул ей в глаза.
– Ты блядь, – сказал он, – проклятая блядь! – И поцеловал снова, жестче. Вместе они рухнули на постель. Он дергал ногами, скидывая башмаки, прижимая ее. Затем стал стаскивать штаны, выбираться из них, все время удерживая и целуя ее. – Блядь, блядь чертова…
– Ох Нет! Господи Боже мой, Нет! Не трогайте жену, сволочи!
Гарри не слышал, как они вернулись. Парень испустил вой. Затем Гарри услышал какое-то клокотание. Он вытащил и оглянулся. Парень лежал на полу с перерезанным горлом; кровь ритмично била на паркет.
– Ты его убил! – произнес Гарри.
– Он орал.
– Его можно было и не убивать.
– Его жену можно было и не насиловать.
– Я ее не насиловал, а ты его убил.
Тут начала орать она. Гарри зажал ей рот ладонью.
– Что будем делать? – спросил он.
– Ее тоже придется. Она свидетель.
– Я не могу ее убить, – сказал Гарри.
– Я убью, – ответил Билл.
– Жалко, если добро пропадет.
– Тогда давай, бери.
– Заткни ей рот чем-нибудь.
– Не волнуйся, – сказал Билл. Из ящика он вытащил шарф, засунул ей в рот. Потом разорвал наволочку на полосы и привязал кляп.
– Валяй, – сказал Билл.
Девушка не сопротивлялась. Казалось, она была в шоке.
Когда Гарри слез, забрался Билл. Гарри смотрел. Вот так. Так было во всем мире.
Когда входит армия завоевателей, берут женщин. Они с Биллом были армией завоевателей.
Билл слез.
– Блядь, а хорошо было.
– Слушай, Билл, давай не будем ее убивать.
– Она настучит. Она свидетель.
– Если мы ее пощадим, она не настучит. Так будет честно.
– Настучит. Я знаю человеческую природу. Настучит потом.
– Почему бы ей не настучать на людей, которые сделали то, что мы сделали?
– Вот это я и имею в виду, – ответил Билл, – так зачем позволять ей?
– Давай у нее спросим. Давай с ней поговорим. Давай спросим, что она думает.
– Я знаю, что она думает. Я сейчас ее убью.
– Пожалуйста, не надо, Билл. Давай порядочно все оставим.
– Порядочно оставим? Сейчас? Слишком поздно. Если б ты остался мужчиной и свою глупую письку куда не надо не совал…
– Не убивай ее, Билл, я не… могу…
– Отвернись.
– Билл, прошу тебя…
– Я сказал, отвернись, мать твою!
Гарри отвернулся. Казалось, не раздалось ни звука. Прошло несколько минут.
– Билл, ты уже все?
– Все. Повернись и посмотри.
– Мне не хочется. Пойдем. Пошли отсюда.
Они вылезли через то же самое окно. Ночь стала еще холоднее. Они прошли вдоль темной стороны дома и пролезли через живую ограду.
– Билл?
– Ну?
– Мне уже лучше, как ничего и не было.
– Было.
Они пошли обратно к автобусной остановке. По ночам автобусы ходили реже, может, придется целый час ждать. Они стояли на остановке и осматривали друг друга: нет ли где крови, – и странно, но крови нигде не было. Поэтому они свернули пару самокруток и закурили.
Внезапно Билл выплюнул свою.
– Ч-черт! Ах, проклятье!
– Что такое, Билл?
– Мы забыли забрать его бумажник!
– Ох, ебаный в рот, – сказал Гарри.
Мужчина
Джордж лежал у себя в трейлере, растянувшись на спине, и смотрел маленький переносной телевизор. Тарелки после обеда стояли немытые, после завтрака – тоже, ему давно нужно было побриться, а пепел с самокрутки падал ему на майку. Часть его еще тлела. Иногда тлеющий пепел падал мимо майки и прижигал кожу – тогда он чертыхался и смахивал его.
В дверь трейлера постучали. Он медленно поднялся на ноги и открыл. Это была Констанс. У нее в кульке лежала непочатая квинта виски.