Среди условий, превращающих победу новой ориентации в реальную возможность, отмечается факт, что средний класс начал прислушиваться и приходить в движение. Это стало возможным благодаря нескольким элементам: материальное изобилие позволило среднему классу приобрести опыт, подсказывающий, что еще большее потребление не ведет к счастью. Более высокий уровень образования позволил среднему классу осваивать новые идеи и сделал их более отзывчивыми к рациональным аргументам. Благоприятное экономическое положение делает их более уверенными в решении многих личных проблем. Подсознательно они задаются вопросом: почему мы, имеющие все, что только можно пожелать, несчастны, одиноки, тревожны? Есть ли в нашем образе жизни, в структуре или в системе ценностей нашего общества что-то порочное? Существует ли другая и лучшая альтернатива?

Кроме того, есть еще один важный фактор: связь молодежи со своими родителями.

В недавние годы случалось снова и снова, что молодые люди в возрасте от двенадцати до двадцати лет вступали в конфронтацию со своими родителями, высказывая свои сомнения в искренности того, что проповедуется, тех чувств, которые вызывает происходящее. Многие родители подпадают под влияние своих детей. Если можно признать печальным знаком то, что родители не верят ни в авторитарные, ни в прогрессивные ценности, все же это отсутствие веры, по крайней мере теперь, имеет большое преимущество, потому что в таком случае дети могут повлиять на них. Дети, приобретая опыт разочарования и не привыкая к фальши и двойному стандарту, выступают против своих родителей, против условий своей собственной жизни. Очень часто они открывают глаза своим родителям и не менее часто склоняют их к принятию более искреннего и менее безнадежного взгляда на мир. Некоторые родители даже проявили новый интерес к политической деятельности, которую ранее считали бесполезной.

Возможно, самый важный фактор среди тех, что формирует основу для реальной возможности перемены — тот, которому не уделяется достаточного внимания в общей дискуссии. Я имею в виду силу идей. Необходимо отметить различие между идеями и идеологиями. Идеологии — это идеи, сформулированные для общественного потребления, для удовлетворения потребности каждого в облегчении своего виноватого сознания путем убеждения, что он действует во благо чего-то, кажущегося добром или чего-то желаемого. Идеологии — это готовый «мыслительный товар», распространяемый прессой, ораторами, идеологами для того, чтобы манипулировать массой людей с целью, ничего общего не имеющей с идеологией и очень часто совершенно ей противоположной. Иногда такие идеологии вырабатываются ad hoc — например, когда войну делают популярной, описывая ее как войну за свободу, или когда религиозные идеологии используются для рационализации статус — кво, даже когда они полностью противоположны подлинным идеям религии, во имя которой проповедуются эти идеологии. Идеология по своей природе не обращается к активному мышлению и не обращается к активному чувствованию. Она подобна таблетке, которая или возбуждает, или усыпляет. Гитлер понимал это очень четко, когда замечал в «Майн Кампф», что лучшее время для публичного собрания — вечер, когда люди устали, и поэтому они более подвержены влиянию. Идея же, напротив, относится к тому, что реально. Она открывает глаза. Она пробуждает людей от дремоты. Она заставляет людей активно думать, и чувствовать, и видеть что-то, что они не видели прежде. Идея имеет власть пробуждать тех, кто встречается с ней, обращаясь к человеческому разуму и к другим способностям человека, описанным мною в предыдущей главе как «гума- мистические опыты». Если идея трогает человека, она становится самым модным оружием, потому что она создает энтузиазм, преданность, поднимает и передает человеческую энергию. Важно то, что идея — это не что-то смутное и общее, а нечто специфическое, связанное с человеческими потребностями. Сила идеи возрастает в ситуации, когда те, кто защищает статус — кво, не имеет идей, и настоящая ситуация — это именно тот случай. По самой природе нашей бюрократии и по виду организаций, которые мы поддерживаем, в лучшем случае мы получаем эффективную бюрократию, но не идеи. Если сравнить нашу ситуацию с ситуацией XIX в., нельзя игнорировать тот факт, что романтики и реакционеры XIX в. были полны идей, очень часто глубоких и привлекательных, хотя их часто могли использовать в целях, совершенно иных, чем обещаемое этими идеями. На сегодня нет идей, которые помогали бы защитникам статус — кво. Этот статус — кво повторяет старые формулы свободного предпринимательства, индивидуальной ответственности, закона и порядка, чести страны и т. д., и некоторые из них прямо противоположны действительности, на которую они ссылаются, а другие — не что иное, как смутные идеологии. Сегодня примечательно, что новые идеи следует искать почти всегда среди людей, стоящих за радикальное изменение статус — кво: ученых, художников, дальновидных людей из сферы бизнеса и политики. Большие возможности для тех, кто ищет новое направление, заключаются в том, чтобы иметь идеи, а те, кто выступает их оппонентами, владеет устаревшими идеологиями, которые могут успокаивать людей, но не стимулируют их и не питают их энергией.

А что же средства массовой информации? Образуют ли они препятствия на пути распространения новых идей? Было бы сверхуп- рощенным говорить, что если средства массовой информации поддерживают истеблишмент, то они блокируют публикацию идей, способствующих радикальному изменению. Средства массовой информации, будучи частью истеблишмента, нуждаются в потребителях, и вместе с тем пресса, нуждаясь в издании новостей, должна публиковать идеи, привлекающие людей, и ей приходится вступать в конкуренцию за новые источники актуальных новостей. Те, кто верит, что масс — медиа препятствуют распространению новых идей, рассуждают в слишком доктринальной и абстрактной манере и не принимают во внимание сложные реальности, присущие бизнесу телевидения, радио и прессы в такой стране, как Соединенные Штаты. Там, где средства массовой информации полностью контролируются государством, действуют иные правила, чем в странах, где масс — медиа приходится продавать свои продукты.

Распространение идей, к счастью, не полностью зависит от благосклонности средств массовой информации. Издательское дело изменило методы своей работы коренным образом. Многие издатели хотят публиковать идеи, которые нашли бы достаточное число читателей (а таковыми может быть незначительное меньшинство из среды всей читающей публики) иногда потому, что они заинтересовались самой идеей, но чаще всего потому, что им нужно продавать книги. Книга за шестьдесят центов экономически выгодна, как любой из журналов, и может легко стать средством распространения идей, если ее текст интересен и привлекает внимание.

Другой путь распространения идей, уже в значительной степени применяющийся, но все еще имеющий перспективы расширения, — газеты с новостями, которые относительно дешево издавать и отправлять ограниченному кругу подписчиков. Некоторые радиостанции также много больше объема вещания отдают новым и прогрессивным идеям. В целом новые технические факторы работают в пользу распространения новых идей. Развивается множество разнообразных недорогих технологий печатания и организуется множество недорогих соседствующих друг с другом радиостанций.

Идея обретает мощь, только когда она свежая. Идея, которой не руководствуются ни индивиды, ни группы, в лучшем случае остается параграфом или отпечатком в книге — даже если она оригинальна и уместна. Она подобна семени, упавшему на сухую почву. Если идея оказывает влияние, ей нужна почва, и эта почва — люди и группы людей.

По идее государство и церковь предназначены быть воплощением социальных и религиозных идей. Но это истинно только в самом узком смысле. В лучшем случае эти организации воплощают минимум провозглашаемых ими идей. Именно по этой причине они не выполняют функцию, состоящую в помощи индивиду развивать и реализовывать провозглашаемые ими ценности. Сегодня политические партии заявляют, что они выражают ценности и идеи более определенно, чем государство, но по своей бюрократической структуре и необходимости идти на компромиссы они не в состоянии предложить гражданину место, где бы он чувствовал себя как дома в интеллектуальном и духовном смысле, где бы он смог проявить свою активность сверх просто организационно — бюрократических функций. Это мнение не отрицает важности активности внутри политических партий. Оно только говорит, что эта активность недостаточна для того, чтобы дать индивиду случай ощутить участие, чувство дома, понимания, что его идеи представляют собой стиль жизни, разделяемый другими и выражаемый в общих действиях.

Далее, я не верю, что формы действенной демократии, уже описанные в предыдущей главе, сами по себе достаточны для того, чтобы произвести необходимые изменения. Встречаясь лицом к лицу, малые группы, описанные мною выше, должны подходить к решению проблем в новом духе и с новыми идеями, но эти идеи нужно культивировать и распространять так, чтобы они влияли на эти группы.

Неизбежным кажется вывод, что идеи активности, ответственности, участия, т. е. гуманизации технологического общества, могут получить полное выражение только в движении, не бюрократическом, не связанном с политическими партиями, возникшем в результате активных и впечатляющих усилий тех, кто разделяет одни и те же цели. Само также движение по своей организации и методам должно стать выражением цели, которой оно предано: научить своих членов жизни в новом типе общества, в процессе стремления к нему.