— Товарищ третий! Танки противника… Больше Горновой ничего не услышал.

Солдат рывком крутанул ручку, пофукал. «Опять связь порвана», — буркнул себе под нос, схватился за провод и побежал к переднему краю.

Наблюдая за продвижением противника, Горновой позвал начальника штаба, кричавшего в трубку радиостанции.

— Что там творится у Березина?

— Да вот поговорите. — Зинкевич подступил ближе, протянул трубку.

Горновой напрягся, чтобы услышать доклад комбата, но понял лишь одно — танки прорвались через передний край соседнего батальона. Комбат выкрикивал еще что-то, но треск и лязг забивали его слова.

Из тех шести танков, которые вместе с батальоном пехоты прорывались в тыл на стыке с соседом, один при повороте в сторону батальона Березина подорвался на мине. Остальные, заняв круговую оборону на нашей отсечной позиции, вели пулеметный огонь вдоль второй траншеи батальонного узла. Было видно, как начала закрепляться вражеская пехота.

В то время, когда Горновой ставил задачу артиллеристу открыть заградительный огонь перед фронтом второго батальона, где противник, вплотную подойдя к первой траншее, готовился к новой атаке, над участком полка появилась очередная группа вражеских штурмовиков. Стремительно разрезая голубое небо, навстречу им пошло звено наших истребителей. Завязался воздушный бой. Один «ястребок» с первой атаки поджег вражеского стервятника. От разрыва находившихся в нем бомб загрохотало. Горновой увидел, как взорвался еще один штурмовик. А истребители продолжали атаковать. Вскоре они вступили в бой с появившимися в небе «мессершмиттами». Совершая крутые развороты, наш ас поджег заходившего в атаку «мессера», а когда погнался за другим и дал несколько длинных очередей, завалил фашиста, был внезапно атакован с большой высоты. И Горновой и находившиеся рядом офицеры видели, как «ястребок», задымив, пошел штопором к земле. Ординарец с болью выдохнул: «Ох, родимый ты мой!» Офицеры огорченно переглянулись, а Потапыч в этот миг прокричал:

— Глядите! Глядите! Вот он!

В небе распустился парашют. И как только летчик начал стремительно опускаться на землю, рядом появился «мессер». Видно, расстояние до парашюта было настолько мало, что он не успел нажать на гашетку, проскользнул мимо. Однако последовали еще две атаки. Фашист стал заходить третий раз, но, увлекшись, не заметил приближавшегося сбоку истребителя. Послышалось несколько коротких пулеметных очередей, и стервятник, задымив, рухнул в расположение своих войск.

Как только парашютист приземлился, ординарец попросил Горнового:

— Позвольте, товарищ полковник. — И кивнул в сторону развевавшегося на ветру парашюта.

— Давай.

Потапыч выпрыгнул из траншеи и бросился к летчику. За ним — солдат-связист.

Возвратившись через несколько минут, ординарец прокричал:

— Он ранен, просит пить. А это вот… — И протянул окровавленный сверток.

— Летчика живо в медпункт, — приказал Горновой начальнику штаба. Торопливо развернув сверток, увидел комсомольский билет. — А летчик-то девушка! — крикнул стоявшему сбоку замполиту. — И смотри, фамилию не разобрать, имя — Валентина. Два ордена Красного Знамени.

— Гвардейской части и со значком Осоавиахима, — проговорил замполит, всматриваясь в фотокарточку.

Атаки противника следовали одна за другой, но только во второй половине дня гитлеровцам удалось прорвать оборону в полосе соседа слева и потеснить на вторую позицию левофланговый полк дивизии Костылева.

На землю начали опускаться сумерки, и можно было подумать, что противник, понеся большие потери в живой силе и танках, до конца дня атак не предпримет. Но предположения не оправдались: враг сосредоточил по первой позиции Горнового огромную массу огня, а спустя пятнадцать минут двинул из-за высоты танки. Их было не более десятка, но они шли по скатам в атаку на бешеной скорости. При подходе танков к передовой к ним присоединилась окопавшаяся на нейтральной полосе пехота. На угрожающем направлении поставили заградительный огонь полковая и дивизионная артиллерийская группы. И все же противнику в течение часа удалось прорваться через оборону второго батальона на глубину всей первой позиции. К концу дня в полосе дивизии на переднем крае уцелел только узел обороны Березина.

Пришлось переместиться на запасный наблюдательный пункт и командиру полка. Позвонил комдив:

— Значит, вот так мы с тобой воюем?

— Да, товарищ двенадцатый, дело дрянь.

— Это еще не совсем дрянь. Смотри, какую силищу бросил противник, а мы все-таки не позволили ему совершить прорыв. Вон сколько его танков чадит. Ясно, что он с утра двинет с новой силой.

— Несомненно, — согласился Горновой.

— Начальство пообещало кое-что подбросить на подмогу, так что и тебе перепадет. Требуется сейчас же все поставить на места.

— Вас понял, — ответил Горновой, а когда Костылев положил трубку, обратился к начальнику штаба: — Комдив пообещал помощь. Уточни у штабистов.

Оказалось, что полк усиливался двумя артиллерийскими полками: тяжелым гаубичным и истребительным противотанковым.

— Организуйте встречу, — приказал Горновой.

Не прошло и получаса, как из тыла донесся гул моторов, а через некоторое время помощник начальника штаба, получивший задачу — встречать артиллеристов, — возвратился на НП вместе с командиром гаубичного полка.

— Быстро вы к нам добрались, — сказал Горновой, пожимая руку плотному подполковнику.

— У нас надежные тягачи-вездеходы. Поставил точку, на карте и жми по компасу. Петлять по полевым дорогам нет нужды. Нам бы побыстрее поставить полк на позиции, окопать да замаскировать. — Подполковник взглянул на часы. — О-о-о! Уже двадцать два тридцать.

— Вот и я об этом. Надо спешить. Давайте в блиндаж, там и разберемся.

Когда Горновой пригласил подполковника Иванова взглянуть на свою испещренную разноцветными карандашами карту, тот удивился: