Еще и с места не тронулись, когда зачастил мелкий дождь. «Вот те на!» — огорчился Горновой. Но, присмотревшись к ползущим чуть ли не по земле облакам, успокоился: «Небесная канцелярия на нас работает, авиация противника не сможет вести разведку».

На подступах к реке Горнового встретил капитан Соловей, высланный вперед со взводом конной разведки. Коротко доложил:

— До Днепра около километра. На этом берегу противника нет. Его оборона южнее в районе Комарина.

— Как же так? Если рядом Днепр, то где же деревня Потехино? — Спрятав карту под плащ-накидку, Горновой посветил фонариком. Соловей отвечал уверенно:

— Никакой ошибки. Сам был на берегу, водички днепровской попил.

Горновой погасил фонарик, выпрямился:

— Вероятно, и так. Вон же торчат трубы и дымком попахивает. — Взглянул на часы. «Около двух. Надо спешить», — подумал он.

Пока Березин строил подразделения, Горновой, посмотрев на карту еще раз, приказал капитану Соловью:

— Бери взвод Лунева — и к берегу против Комарина. Выйдешь к реке — дай сигнал ракетой.

Неожиданно появилась укутанная в теплый платок женщина. С ней — мальчишка лет восьми.

— Здравствуйте! Прислушалась и поняла, что свои вы, родненькие!

— А вы кто? — спросил Горновой.

— Здешние, потехинские. Только нет деревни. Пепелище осталось. Сожгли фашисты еще в прошлом годе. Говорят, за партизан. Одних угнали, а других расстреляли вон там, против сельпо — был у нас магазин. Кто остался — ютится в погребах, подвальчиках. Може, вам помощь какая нужна?

— Спасибо, мать. Не скажете ли, как лучше к реке выйти?

— Да вот она, рядом. Только болотина здесь, не пройти.

— А немец где?

— Он, ирод, вон там, у моста. — Женщина хлопнула мальчишку по плечу: — Ну-ка, Мить, смотайся, Афоньку позови. А вот и он, легок на помине.

Подошел мужчина с пустым рукавом, заправленным в карман. На вопрос, где немцы, ответил:

— Давненько их тут не было. Насытились — все пограбили да пожгли. Изредка полицаи лютуют. А немцы у моста да по шоссейке шастают.

— К реке бы нам!

— Вон она, рядом, да кочкарники здесь, трясина.

— Так как же быть? — с волнением спросил Горновой.

— Обойти километра два вокруг старицы. Правда, и там болота. На том берегу — не лучше.

В районе Макровиц еле заметной звездочкой вспыхнула ракета. И вслед за ней тишину пропорола пулеметная очередь. Афанасий пояснил:

— Вон там он, немец, и есть.

— А это что? — спросил Горновой.

— Была когда-то ферма. Держали овец. Теперь остались две развалюхи да кошары.

«Годится», — подумал Горновой.

— Чем помочь? — заговорил опять Афанасий.

— Лодок бы.

— Оно конечно… — Афанасий что-то бормотал себе под нос, как бы спрашивая у самого себя совета. — Пошли.

— А ты куда? — спросил Горновой у появившегося рядом мальчишки.

— Я с вами, бабуля разрешила.

Горновой погладил мальчишку по жестким волосам.

— Если разрешила, пойдем. А где отец, мать?

Митя остановился, начал тереть лицо, и Горновой пожалел, что задал неуместный вопрос.

— Там они, в деревне. Расстреляли их…

Горновой привлек мальчика к себе.

— Ну что же поделаешь, Митя… Слушайся бабушку. Освободили вас, будешь учиться. Свет не без добрых людей.

Митя вздохнул и, посапывая, пошел за Горновым. Нагнал чуть поотставший Афанасий.

— Кое-что соберем. Затоплен здесь, в осоках, баркас. Наш он, остался с сорок первого. Мотор, видать, заржавел, а посудина на плаву, сохранилась и часть весел. Можно вытащить еще несколько лодок. Отдам и свою.

Путаясь в лозняке, вышли наконец к Днепру.

Было темным-темно и слышно, как волны накатывались на берег.

И пока люди Березина по пояс в трясине выносили к реке бревна разобранных развалюх и плетни кошар, а саперы, ныряя в вонючую, застойную воду, извлекали баркас и лодки, Афанасий рассказал командиру полка о боях за Киев в сорок первом.

— Не могли допустить, что он будет оставлен. Бились до последнего. Временами вода в Днепре становилась красной от людской кровушки, супостат напирал, силища у него была большая, а у нас не хватало то одного, то другого, да и воевать, видно, мы там не больно умели. Вот и тяпнуло меня тогда. — Афанасий покосился на левое плечо. — Пришлось тут остаться. Спасибо, добрые люди укрыли, спасли от гибели. Лечили чем могли. Родина моя — Одесщина — еще под немцем. Очень хотелось бы расквитаться. Возьмите с собой.