И все же воспоминаний хватило, чтобы пробудить внутри тихую, какую-то незнакомую доселе ярость. Как хлыстом прогнала она слабость, заставив Шериана подняться с постели. Будто только того и дожидаясь, окна мгновенно качнулись влево, а пол вправо. Охнув, он тут же ухватился за мощный квадратный столик, не только очень кстати оказавшийся у него под боком, но и показавшийся Шериану достаточно устойчивым, чтобы выдержать его вес. Переведя дыхание, он немного растерянно огляделся в небольшом светлом пространстве, осознавая, как, должно быть, глупо выглядит со стороны. Нечего сказать, хорош капитан личной стражи императора. Сам прохлаждается, а Краен ходит невесть где и непонятно кем охраняемый. Покачав головой, Шериан незамедлительно попытался определить, где находятся его вещи, но отыскивались они с трудом. Кто бы ни наводил порядок в его комнате, обнаружить после него хоть что-нибудь было поистине непосильной задачей.

Витиевато выругавшись вслух, Шериан заставил себя отцепиться от столика и сделать несколько неуверенных шагов вперед. Теперь ничто не загораживало обзор, и он облегченно выдохнул, заприметив хотя бы свой меч, небрежно прислоненный к стене. Причем выглядел он так, словно кто-то прямо с порога постарался поскорее от него избавиться, будто оружие жгло ему руки. А если еще припомнить блики магии на черном лезвии во время сражения… И Шериан недобро улыбнулся яркому видению.

Поиски остального заняли еще несколько минут, причем одежда оказывалась в самых неподходящих для нее местах. Черную замшевую куртку вообще запихнули в дальний темный угол шкафа, где ее разглядеть было просто невозможно.

Практически исчерпав весь запас ругательств, Шериан наконец посмотрел на себя в отполированное медное зеркало и удовлетворенно хмыкнул, сочтя, что теперь его вид хотя бы никого не напугает и не рассмешит. Вот так, игнорируя вкрадчивое покачивание пола под ногами, он и вышел из комнаты. Как оказалось позже, не совсем вовремя. Еще не успев перейти от яркого света к полумраку узкого коридора, Шериан столкнулся с какой-то серой тенью, буквально вылетевшей на него из-за поворота. Прежде чем его рука привычно метнулась к рукояти меча, раздался короткий гневный вскрик и звон опрокинутого на пол подноса с едой.

– Ты куда пре… – яростно зашипели на него и вдруг осеклись. – Капитан? – Уставившиеся на Шериана какие-то неприятные, водянистого цвета глаза широко распахнулись. – Простите, не узнал. Час назад заходил к вам и мог бы поклясться, что сегодня вы еще точно не подниметесь, – растерянно сказал молодой незнакомый ему воин и тут же поспешил представиться: – Я Лиэнс Тронгворг, из личной стражи императора.

И он преувеличенно вежливо поклонился.

– Что-то я тебя не припоминаю, – подозрительно прищурился Шериан, оглядывая так называемого стража с головы до ног.

– А я из новых, – торопливо прибавил он и отпнул ногой бронзовый поднос. – Вы этого, конечно, еще не знаете, но император собственнолично добрал недостающие звенья охраны. Да, – вспомнил Лиэнс, – еще он очень беспокоился о вашем здоровье и хотел видеть вас сразу же, как только вы придете в себя.

– Я готов, – пожал плечами Шериан. – Где сейчас император?

– В тронном зале, – ответил Тронгворг, улыбаясь так, что единственное желание, возникающее при виде его физиономии, было заехать в нее тут же, причем особо не задумываясь о причинах такой агрессии. Жаль, сам страж этого явно не чувствовал, а потому сохраняя прежнее выражение лица, предложил: – Позвольте, я вас провожу. – И пошел рядом, даже не дожидаясь ответа.

Шериан презрительно скривил губы, но комментировать поведение Лиэнса не стал. Крутые повороты коридоров увлекали его за собой, пламя факелов трепетало, и по стенам расплывались странные искаженные тени. Гулкое эхо подхватывало слова новоявленного стража и тяжелые шаги, множа их и искажая. Шериан слушал спутника вполуха, обращая внимания лишь на что-то действительно важное. Он узнал, что провалялся в беспамятстве около двух недель, что за это время во дворце успели побывать посланцы темных, которые в довольно наглой и самоуверенной форме изложили предложение повелителя Ризмора о заключении временного мира, потому как одним сражением, да к тому же еще и экспериментом, пробой сил, ничего, конечно же, не решается. Потом он описал побледневшее лицо императора и усмешки посланцев. Еще бы, Краен ведь положил на той равнине половину своей армии, едва уцелела четверть магов, а темные намекали на то, что это было и не сражение вовсе, а просто игра, пусть жестокая, но зато поучительная. Они выставили против них горстку самых незначительных сил, давая им понять, какова их реальная мощь. И если они не нападают прямо сейчас на их ослабшие земли, то это всего лишь осторожность и нежелание жертвовать своими лучшими воинами в ситуации, которую можно решить намного проще и без серьезных потерь. Темные маги предупреждали, что мир начал шататься от потерянного равновесия и сейчас не время продолжать споры. Нужно немного переждать, что будет выгодно для всех сторон. Таким образом, они вовсе не сдаются, а всего лишь предоставляют им возможность чуть окрепнуть, чтобы сразиться с действительно серьезным противником.

Тронгворг болтал что-то еще, но разум Шериана отказывался верить в услышанное. Его бледное лицо стало еще белее, ресницы отбрасывали на щеки черные тени, а в полуприкрытых глазах скрывались гнев и ярость, направленные на темных магов, вот так запросто уничтоживших столько человеческих жизней и сломавших еще больше судеб их родных. Шериан вдруг ощутил резкую ноющую боль в груди. Пусть он не знал большей части погибших, зато видел сотни искаженных в предсмертной судороге лиц, сотни тускнеющих глаз, в которых ярость медленно сменялась тихим отчаянием, окрашенным в безнадежную боль оттого, что они больше никогда не увидят этот мир. Разве здесь можно было остаться безучастным?! И хотя он считал свое сердце окруженным тройной холодной броней, сейчас она резко дала трещину. Первые капли крови просочились сквозь нее, унося с собой эти навсегда вросшие в память лица.

Молодой страж все еще не умолкал, и Шериан чувствовал, как в нем мало-помалу поднимается смутное желание одним единственным взмахом меча снести эту пустую голову с плеч. В голосе Лиэнса не было никаких других чувств, кроме полнейшего равнодушия к чужим страданиям. Он рассказывал все это с ехидством человека, всю жизнь не высовывавшим из дворца даже носа. Для него самым важным было жить в свое удовольствие, пусть даже вокруг все рушится, а мир раскалывается на части.

Шериан ощутил внезапный приступ брезгливости и даже отступил от Лиэнса подальше, чтобы лишний раз не видеть его холеного лица и смеющихся глаз. Горячая волна раздражения достигла своего пика и вот-вот могла вырваться наружу. Слава здешним богам, что они наконец-то достигли дверей тронного зала. Еще чуть-чуть – и одним стражем у императора точно стало бы меньше.