Шрифт:
Коринфская бронза была сама по себе дорогой, а в подобных количествах представляла собой нечто неслыханное. Красные ворота обошлись Ироду в такую цену, что лучше уж он оббил бы их золотом и серебром. Полагаю, воспоминания о родном городе, притаившемся среди оливковых рощ и виноградников Иудеи, лишь добавляли тяжести на сердце апостола. И, чтобы избавиться от этой грусти, судьба даровала Павлу знакомство с двумя людьми, знакомство, которое впоследствии переросло в плодотворное сотрудничество — одно из самых прекрасных в истории апостольского христианства.
В Коринфе Павел повстречал семейную пару — Акилу и Прискиллу, лишь недавно перебравшихся из Рима. Акила был евреем «родом из Понта». Относительно же Прискиллы доподлинно неизвестно, являлась ли она еврейкой. Ряд ученых, к каковым относится и сэр Уильям Рамсей, полагают, что она принадлежала к знатным римлянкам.
Из Деяний мы узнаем, что супруги вынуждены были покинуть Рим, «потому что Клавдий повелел всем Иудеям удалиться из Рима» 40 . Римские историки называют причиной такого изгнания мятежное поведение иудеев, «которых подстрекал некий возмутитель по имени Хрестус». Заманчиво думать, что здесь мы сталкиваемся с первым упоминанием христианства в Риме.
И сегодня на плоской равнине Коринфа — под сенью виноградника или же на заднем дворе греческой фермы — стоит маленький беленый сарайчик, в котором Павел, Акила и Прискилла собирались вместе, чтобы заработать на жизнь. По счастливой случайности они оказались коллегами: Акила с женой тоже были обойщиками, то есть, как и Павел, изготавливали войлочные палатки и чинили порванные паруса. Тем временем лето близилось к концу, надвигались осень и зима, когда ремесло обойщика было особенно в цене. Коринф, в котором было два морских порта, с избытком обеспечивал их работой. В Лехеоне и Кенхреях стояло множество судов, мечтавших к началу судоходного сезона привести свои паруса в порядок.
Как известно, шитье — монотонная работа, которая, как никакая другая, располагает к размышлениям и неспешной беседе. О чем же беседовали Павел и Акила в те долгие осенние вечера, пока накладывали стежок за стежком на парусину? Полагаю, разговор у них шел о столице Римской империи. Судьба впервые близко свела Павла с иудеем, который достаточно долго жил в Риме, хорошо изучил его нравы и мог подробно ответить на многочисленные вопросы апостола. Я нисколько не сомневаюсь, что мыслями Павел возвращался к столице империи. Рим всегда был в фокусе христианской церкви, о которой грезил Павел. Однако именно в эту зиму, проведенную в Коринфе, Павел принял окончательное решение посетить Рим. Сколько раз он, наверное, отправлялся в Лехеон и с жадностью рассматривал римские галеры, входившие в порт. Он стоял в толпе праздных зевак, наблюдал, как поднимают сходни, как надуваются ветром паруса и корабли один за другим выходят в плавание.
Акила много рассказывал апостолу о христианской церкви в Риме. В то время управлял ею Петр — согласно традиции, позиции Петра были очень сильны в эпоху правления императора Клавдия. Монсеньор Барнс придерживается иной точки зрения. Он считает, что гонения Клавдия распространились и на святого Петра: якобы апостол вынужден был покинуть Рим вместе с Акилой и Прискиллой и приехать с ними в Коринф. Правда, если и так, это произошло еще до того, как Павел появился в Коринфе. Так или иначе, мы не имеем свидетельств, что оба апостола встречались в Коринфе.
В канун субботы Павел и Акила откладывали в сторону работу и зажигали специальную ритуальную лампу. Наутро Павел отправлялся в синагогу, где проповедовал Евангелие от Христа. Затем суббота оканчивалась, и начиналась новая рабочая неделя.
Удивительно, насколько просто и естественно эпизоды коринфской жизни вплетаются в повествование рассказчика. Мы знаем, что в Филиппах и Галатии Павел «был… в немощи и в страхе и в великом трепете». А потому добросердечные филиппийцы и галаты не могли даже допустить возможности, чтобы апостол — с его слабым зрением — корпел над шитьем, дабы заработать пару-тройку жалких сестерциев. Они щедро делились с апостолом деньгами и пищей, и тот с благодарностью принимал благодеяния. Однако все было иначе в Коринфе и Фессалонике. В этих крупных торговых городах все подчинялось погоне за прибылью, и Павлу — чтобы не умереть с голоду — приходилось трудиться. Зарабатывал он немного, считал каждый трудовой сестерций. Поистине смешно: он находился в богатейшем городе мира (если не брать в расчет Антиохию Сирийскую), но чувствовал себя самым бедным человеком на свете. Павел знал: стоит попросить о помощи или даже принять то, что ему предлагали, и он получил бы поддержку, правда, под недовольное ворчание. Увы, в жизни чаще всего так и происходит: мы редко получаем финансовую помощь от богатых приятелей, и для этого нам приходится спрятать гордость в самый дальний карман. А Павел сполна обладал этим качеством: ему присуща была гордость богача, который внезапно превратился в нищего.
Существовала и еще одна причина щепетильности Павла. Ее изложил Дж. С. Дункан в книге «Пасторская миссия святого Павла в Эфесе»:
Павел не согласился бы взять ничего, что выглядело платой от тех, с кем он работал. Однако во имя распространения Евангелия он был готов принимать поддержку церквей, которые в прошлом основывал. В соответствии с этим принципом мы можем проследить высокую апостольскую идею миссионерского признания: в каждый город он входил как «посланец». И чувствовал, что необходимую поддержку он должен получать от тех, кто его посылал, а не от тех, к кому он шел. Подобная позиция выглядела весьма закономерной в языческом мире. По сути, это была уже знакомая нам фигура философа или религиозного лидера, окруженного собственными учениками. И учитель жил на те деньги, которые платили ему ученики. Если бы не особая щепетильность Павла, он тоже мог бы следовать такому принципу. И действительно, часть проблем, с которыми Павел столкнулся позже в Коринфе, проистекала от тамошней братии, с учетом тех принципов Божьей Церкви, в соответствии с которыми они выбирали, кто для них предпочтительней в роли учителя — святой Павел или Аполлос.
На протяжении всей зимы Павел вел однообразную жизнь — трудился в мастерской и проповедовал Слово Божие. Однако, сохраняя внешнее спокойствие, он отчаянно мечтал о возвращении в Македонию. С большим нетерпением ждал он возвращения Силы и Тимофея. А пока ощущал себя пленником, запертым между замерзшим заливом и непроходимыми горными перевалами. Чтобы как-то скоротать время, Павел регулярно проповедовал в синагоге и сумел обратить в свою веру большое количество народа. В отсутствие Тимофея он вынужден был собственноручно крестить новообращенных. Обычно он избегал это делать, чтобы не навлечь обвинений со стороны врагов — мол, крестит от собственного имени.