Шрифт:
Юный укротитель отошел в сторону. Джо удивленно озирался. Давно он не чувствовал себя свободным.
— Что же ты? Уходи!
Тигренок не хотел уходить. Он сделал несколько шагов к хозяину. Ян поднял мешок, изо всех сил размахнулся, швырнул его в кусты.
— Алле!
С коротким рыком тигр прыгнул следом. Цепь не тянула обратно. Еще несколько прыжков, и тигр слился с тенью деревьев.
Мальчик, спотыкаясь, бросился вниз. Он знал: если позвать Джо, тот вернется. Но нельзя, нельзя! В лесу он может выжить, в пещере пропадет.
Ян почти бежал, все удлиняя расстояние между собой и своим другом.
Глава VIII. Ян снова становится артистом
Редкие снежинки ложились на землю. В этом году стояла не по-южному суровая зима. В дощатом сарае, где жила Таня, стало еще холоднее.
Дедушка дремал. Он теперь спал очень много, слабость мешала ему двигаться.
Таня укрыла дедушку всеми одеялами, какие имелись в их несложном хозяйстве, и раскрыла книгу.
По настоянию Захара Игнатьевича девочка каждый день садилась за учебники, повторяла пройденное, изучала новое. Постепенно часы занятий с дедушкой стали для Тани долгожданной радостью. Они как бы возвращали ее в школу, к любимым учителям. Если б еще Дмитрий Николаевич был здесь!
Не раз Таня размышляла о том, что не так уж они с дедушкой одиноки. Встречая их, соседи ласково улыбаются, охотно делятся последним куском хлеба.
Борьба, которую вел народ с незваными пришельцами, усиливалась. Гитлеровцы теперь уже боялись показаться в лесах, немецкие склады взрывались, дома, где квартировало начальство, горели.
Недавно взлетело на воздух здание комендатуры вместе с комендантом. Теперь ожидали приезда нового.
Чьими руками все это творилось, Таня не знала. Но, несомненно, эти отважные люди были близко.
Часто к ним в сарай забегала Настя. И тогда все становилось, как в прежние времена. Дедушка оживлялся. Разговор шел вокруг профессии педагога. Леня подсмеивался над «старыми, заслуженными учителями», пророчил — будущее принадлежит не им, а летчикам.
— Летчиков кто воспитывает? — возмущались педагоги.
— Жизнь, — серьезно отвечал Леня. — Вот увидите, какие перед ними откроются просторы! Полетим к дальним звездам, а, Тань-цзу? И Яна со зверушками возьмем.
— Обязательно, — с улыбкой отзывалась девочка.
Настя вполголоса запевала свое любимое:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...В такие минуты Тане казалось, что нет ни войны, ни фашистов, что она снова в лагере, где Настя была пионервожатой, и озорные шестиклассницы, сидя у костра, распевали :
От сердитой нашей Насти Так и жди себе напасти!..Настя, ничуть не обижаясь, подтягивала ребятам. Костер аккомпанировал — трещал. Искры, танцуя, уносились в синюю даль...
Но однажды Настя пришла не такая, как всегда. Таня только что затопила печку-времянку: погода была холодная. Девушка молча села, протянула озябшие руки к огню. Леня с тревогой смотрел на нее. Потом они вполголоса, чтобы не разбудить дедушку, завели ничего не значащий разговор о занятиях в новой школе, которую немцы собираются открыть для русских детей.
— Нелегко им будет найти учителей, — заметил Леня.
Настя согласилась: да, нелегко. И вдруг странным голосом сказала:
— Люблю огонь. Он сжигает все нечистое. Правда?
Леня собирался что-то ответить, но во дворе послышался тихий свист. Настя поднялась.
— Пойду, — бросила она.
— Подожди! Посмотрим, какой соловей свистит.
Леня отстранил девушку и вышел. Настя замерла на пороге, стиснув руки. Таня наблюдала за ней из темного угла. Казалось, тень больших событий легла на тесный сарай.
Брат вернулся скоро.
— Просят тебя, Тань-цзу! — сказал он. — Пробрал я твоего соловья за свист в чужом дворе. Еще хорошо, что Хеслен уехал.
Настя вздохнула с заметным облегчением. Таня шагнула за дверь и увидела Шурика. Тот быстро сунул ей в руки сверток.
— Помнишь, обещал геометрию? Возьми!
— Что ж так поздно? Зайди погрейся!
Но Шурик исчез так же внезапно, как появился. Таня, недоумевая, пожала плечами. Идти вечером с другого конца города ради геометрии?