– Кончится война, и Карась за все ответит. До лордов далеко, до нас нет дела, а во всем будет виновен исполнитель! – перебил Серый. – Зато мы сыты и завтра выдвигаемся в путь. На войну. Хочешь убить полковника? Может быть, ты поведёшь нас? Осилишь? Нет! Тогда молчи!

Урман отвернулся и ушел прочь. Марий мог только молиться за него, в мире не было силы, что смогла бы остановить упрямца. Под утро друг вернулся, хмурый и молчаливый, перемазанный глиной с ног до головы. Он не сказал, где пропадал. Но Марий знал, что Урман вернулся в разорённое село, не смотря на риск разоблачения, похоронить девушек. Иначе, он просто не мог, такой человек.

Ближе к полудню отряд оставил лагерь и вышел в путь. Сборы заняли пропасть времени, особенно из-за возни с подводами и волами. Но Марий успел написать ещё одно письмо домой.

«Здравствуйте, Старые Тубы! Видит Бог, как я скучаю по дому, книгам, старому проповеднику в угловой башне, буйным братьям. И, конечно, больше всех я скучаю по тебе, отец.

Вчера мы первый раз были в деле. Я цел и невредим. Мне повезло, а другим – нет. Теперь я вижу, сколь далеки от правды были рассказы о войне. Я понял, от какой жизни ты хотел меня оградить. Ты был прав. Но теперь, сделав первый самостоятельный шаг, я не могу повернуть назад. Я тоже чего-нибудь стою, и когда-нибудь ты будешь гордиться мной! Теперь судьба в моих руках! Марий».

Иногда Урман думал, что Перемога дважды пожалела, приняв полк на постой. Наемники не походили на дисциплинированных солдат Рюгена, воспетых бардами. Это был сплошной сброд, который вбирал всё новые и новые отбросы общества и разбухал, как муравьиная королева. За четыре дня пешего перехода полк увеличился на несколько сотен добровольцев.

– В этих краях теперь совсем нет бригантов, – с горечью заметил Серый. – Они перевелись к нам.

Старшие офицеры организовывали дежурства, пороли солдат, но тщетно. Рядовые крали, играли в карты, беспробудно пили.

Торквила, отличившийся при взятии Млачевки, стал новым десятником. Угрюмое лицо свея часто озаряла злобная гримаса. Он любил издеваться над младшими и искал повод навредить Урману. Некоторые люди никогда не прощают бывших начальников.

– Наш великий поход за правду подходит к завершению! – Лейтенант каждое утро собирал нижние чины для инструктажа. – Железный король перекрыл западный тракт. Он завяз на границе Дубно, боится крепости. Это наш шанс – ударить всеми силами и откинуть северян за реку!

«Мне плевать на то, кто у кого оттяпал заливные луга, – подумал Урман. – На свободы каких-то вольных гильдий, о которых я ничегошеньки не знаю. И миру плевать на меня. Я просто хочу есть, пить, и спать, желательно не под открытым небом».

Месяц пролетел незаметно, как один день, но когда рыцарь оглядывался, его охватывала настоящая паника. Как велика разница между тем тщеславным обиженным мальчишкой и им нынешним! Чем чаще Урман вспоминал обстоятельства, при которых покинул дом, тем больше осознавал, что он никакой не герой, а трус и беглец. За каждым поступком стоял призрак отказа. Какая-то простолюдинка осмелилась бросить его! «Миа, – спохватывался рыцарь. – Нет, ты вовсе не какая-то, а самая лучшая. И я не могу тебя забыть».

На смотр войск собралось немало народу, особенно знатных. Урман увидел знакомое лицо – посланника Хокона. Колонна наемников проходила через городскую площадь к дворцу консула. Мало кто под плащом имел хотя бы кольчугу. За службу слишком мало платили, а настоящие профессионалы предпочитали состоять под началом сеньора.

– Ясно, почему нас наняли, – шепнул Марий. – Город бедный.

В Перемоге почти не использовали кирпич или камень, сплошное дерево или саман, крытый соломой. Дома подступали друг к другу, верхние этажи нависли над нижними. В отличие от Рюгена, на улице был деревянный тротуар, и мусор не выбрасывали из окон. Земляной вал («только волков отпугивать», – заявил Торквила) змеёй опоясал Перемогу. Город не славился богатством или землями, но давал защиту нескольким тысячам человек.

Дворец консула разочаровал рыцаря. Когда Урман слышал слово «дворец» он ожидал увидеть острые шпицы, стрельчатые окна и витражи. Вместо этого консул жил в трехэтажной деревянной коробке, больше похожей на гроб.

– Да уж, – хмыкнул Серый. – На нас здорово сэкономили.

Солдаты выстроились перед дворцом. Им что-то читали, кричали с балкона, говорили о долге, правде. Но Урман, как и все остальные, был далёк. Его интересовала горячая еда, крыша над головой и отдых. Бесконечные переходы надоели до чёртиков.

Ночь прошла жарко. Нет, сам Урман и его звено, остались в расположении, но охотники, приставшие в пути, по-своему поняли предложения консула «быть как дома». Ватаги разбрелись по ночным улицам, грабили лавки, вытряхивали жителей из домов, звенели железом со стражей.

Утром полк настоятельно попросили покинуть городскую черту. Многие искренне недоумевали: «И чего этому Карасю не сиделось! Не жизнь была, а сказка»!

Тем временем приходили тревожные вести. Местные болтали о вражеских агентах, отрядах налетчиков в лесах, пожарах вверх по тракту. К сожалению, единственный путь к Дубно проходил через опасный лес.