– Лорд Китти Дар-Умбра!

Королева — сама благосклонность. Она поощрительно кивает Китти, не забывая следить за светопреставлением на трибунах:

– Ну что же Вы не подойдете ко мне со своим избранником?

Китти, стоявший все это время как каменное изваяние, отмирает. Он выглядит таким же спокойным, как и Меери. Протягивает ему руку, делает жест головой в сторону королевы. Меери коротко кивает, почему-то, прежде чем вложить свою ладонь в ладонь Китти, натягивает перчатку, поднимается с колен. Они вместе делают несколько шагов в сторону трона, обходя по дороге застывшего в недоумении распорядителя. Дар-Пассеру не до них, он, как и все, смотрит на Рейвена Дар-Кауда. А лорду Рейвену не до того, что происходит на арене: он грозно рыкнул на нескольких молодых лордов своего клана, которые повскакали с мест при последних словах лорда Меери, и старательно вытирает слезинки с прекрасных глаз леди Эллы.

Только когда Меери, проходя мимо, все-таки ловит его взгляд, Ревен возводит глаза к небу и делает шутовской жест рукою по горлу, будто сам себя душит. Меери в ответ чуть заметно пожимает плечами. Смысл этой пантомимы ускользает, кажется, ото всех, кроме леди Койи, нагнувшейся вперед так, что ее черные волосы закрывают поле зрения сидящим на переднем ряду дарам. Но они терпят — спорить с этим демоном в юбке себе дороже.

Китти и Меери тем временем, серьезные и решительные, добираются до подножия трона и получают разрешение королевы на дуэм. Друг на друга они не глядят. Радость Ее Величества, конечно, омрачается тем, что Китти несовершеннолетний. Но — как только, так сразу — она шутливо грозит им пальчиком и отпускает новоиспеченную пару «отдыхать под трибуны».

КА^^А Ьл^-УмЛ^л

Китти чувствует, как железный кулак, сжимавший с утра его сердце, желудок и все остальные органы, медленно разжимается. Все уже кончилось. Он был как в тумане, но все правильно сделал, судя по тому, что оба они живы, их отпустили и сейчас, наверное, отец с Койей заберут его и можно будет полететь домой. А с этим Дар-Кауда они как-нибудь договорятся. Ведь Китти несовершеннолетний, а этому — уже целых двадцать шесть лет.

В подтрибунном помещении шум и суета. Кто-то кричит, размахивая руками, так наседая на собеседника, будто хочет кинжалом приколоть его к стенке. Кто-то жалобно всхлипывает. Прямо на коленях или на полу разматываются свитки, составляются какие-то документы. Словно сквозь сон Китти видит верховного лорда Дар-Акила, тычущего пальцем в какую-то строчку на пергаменте, повторяющего раз за разом «невозможно объединить. граница по горам. невозможно объединить.». Видит нескольких деле в лиловых платьях, какие носят только в семействе Эсилей, прикладывающих широкие рукава к шее светловолосого парня, у которого глаза расширены от ужаса, и приговаривающих: «Да, милый, тебе, безусловно, тоже пойдет. Не правда ли, лорд Дар-Гавиа?» И с легким южным акцентом, показывая белые зубы на темном от загара лице, соглашается лорд Дар-Гавиа, и нежно, приподняв кончик своей длинной косы, проводит ей мальчику по щеке. Тот заливается нехарактерным для даров Эсиля румянцем. Прекрасные деле хохочут.

Китти испуганно сглатывает, ему уже не кажется, что все закончилось и сейчас их отпустят домой. То, что творится на широких деревянных скамейках, поставленных вдоль стен, вовсе пугает. Обычно на них укладывают и обрабатывают раненых, вынесенных с турниров. Или сидят и напиваются после или во время боев старшие дары, уже пресытившиеся видом мечей и крови. Сегодня здесь сидят друг у друга на коленях или плачут друг другу в колени, уговаривают, обнимаются, гладят друг друга по волосам, рассматривают крылья, целуются. Молодость есть молодость, и, пока главы семейств заключают дуэмные соглашения, есть время и грешно его не использовать.

– Ты, что, правда, тупой? Кто должен кого теперь вести за руку? — шипит ему в ухо Меери, и Китти вскидывает на него полные слез глаза.

– Что я тебе теперь должен? — отчаянно спрашивает он.

– Ааа, — разочарованно машет рукой Меери и, прокладывая себе путь среди совещающихся старших даров, плюхается на свободное место.

– Иди сюда, — стучит он по скамейке ладонью.

Китти покорно делает шаг вперед и замечает, что происходит на соседнем месте, практически в полуметре от руки Меери. Это для него уже слишком. Сам Меери, скамейка, все полутемное помещение переворачиваются у Китти в глазах, и он летит вверх тормашками в мягкую тьму.

– Подлец! Скотина! Тебе нужно было сделать лишь шаг!

Голос отца выводит Китти из забытья. А может не голос отца, а струя холодной воды, стекающая по лицу и за шиворот. Койя старательно выжимает мокрую тряпку. Губы у нее осуждающе сжаты, на Китти она не глядит. Что опять не так? Что еще он неправильно сделал? Китти немного приподнимается, и соображает, что кричат не на него, а на Меери. Тот сидит, вжавшись спиною в угол, скрестив на груди руки, над ним нависает отец, потрясающий кулаками, вокруг них — свободное место, образованное кружком негодующих даров.

– Что случилось, Койя?

– А, ты очнулся. Да, собственно, ничего. Просто ты грохнулся в обморок, а Меери мало того, что не подхватил тебя, когда ты падал — он не сделал и шагу, чтобы тебя поднять. Тебя чуть не затоптали. А теперь того и гляди затопчут Меери за то, что он тебе не помог. Это, знаешь ли, дары Аккалабата. Помнишь, как они неистовствовали на арене, когда ты осмелился объявить дуэм дару Кауда? Теперь, когда дуэм заключен, их настроение изменилось: дойе, не пришедший на помощь каруну, когда ему плохо — это не укладывается у них в головах, это удар по традициям Аккалабата. Меери сейчас для них — прямое воплощение демона Чахи. Так что, если ты не заступишься, ему придется несладко.

– Я за него? Койя, ты шутишь. Он в тысячу раз сильнее.

– Ты его карун. И ты сам этого захотел, позволь напомнить.

– Койя, я не думал, что это все так.

– Серьезно? — подсказывает она, и глаза у нее бездонные и ледяные, как жерла умбренских пещер в декабрьские морозы.

Китти молча кивает.

– Когда-нибудь, если ты еще что-нибудь начудишь. подобное, — медленно произносит леди Койя, разглядывая зазубрину от меча на стенке в метре над его макушкой. — Я откручу твоему отцу голову. Не надо было держать тебя вдали от Хаяроса, прятать от реальной жизни за умбренскими скалами. Вот результат. Хару, отстань от Меери, — говорит она таким же ровным, безжизненным голосом. — Или ты хочешь, чтобы они (Койя поводит рукой в сторону угрожающе рокочущего кружка даров) разорвали в клочья дойе твоего сына? Отойди, и пусть эти двое разбираются сами. И всех это тоже касается.