Шрифт:
«Ясно, — подумал Хомма, — банкротство кажется людям чем-то ужасным». Даже мать Сёко скрывала тот факт, что дочь объявлена банкротом.
— И что же, соседи и теперь продолжают так думать?
Парень кивнул:
— А что ещё в голову придёт? Но люди говорили, что как-то это всё странно. Не было у Сэкинэ-сан такой родни, чтобы дала в долг. По крайней мере, не в нашем городе.
— Всех это, похоже, озадачило. Ну, что никто больше не являлся к ней требовать долги, — добавила Икуми.
— И потому, что в голове у вас засел этот вопрос, — медленно начал Хомма, — вы тоже, когда Тосико Сэкинэ погибла такой смертью, начали подозревать Сёко.
Тамоцу не сводил глаз с жены, как будто хотел прочесть у неё на лице, что же он сам об этом думает, — так сказать, удостовериться. Потом наконец сознался:
— Да, так и есть. Решил, что раз ей по-прежнему нужны были деньги, так, может, она думала заполучить страховку. — Парень опустил голову.
— Ведь всё-таки двадцать миллионов иен, так передавали, — пояснила Икуми.
Хомма усмехнулся:
— На самом деле два миллиона.
— Да неужели?
— Именно так. Дешёвая была страховка.
— А что же наплели в десять раз больше?
— Так ведь слухи.
— Тамоцу-тян, это тебе кто сказал — про стоимость страховки?
Парень мотнул головой:
— Не помню…
— На похоронах вы не пробовали спросить у самой Сёко, что стало с долгом?
— Трудно же о таком спрашивать!
— Да уж, наверное.
— Что бы ни было, но тогда казалось, что Сии-тян раздавлена смертью матери, и говорить о деньгах как-то…
— Но всё-таки из головы не выходила где-то в глубине засевшая мысль, что убийцей матери могла быть она — да?
Это был уже жёсткий метод допроса, но Тамоцу не рассердился. Кажется, вина всё ещё тяготила его.
— …Да.
— А вот Сакаи-сан, или как зовут этого детектива, не рассказывал вам, есть ли у неё алиби?
— Кажется, полиция это выясняла, но вроде бы точно установить не удалось.
«Ах вот оно что! — Хомма решил это приберечь на будущее в качестве аргумента. — А вдруг полиция просто не докопалась до истины?»
— А после похорон вы решили поехать к ней в Кавагути из-за того, что вас мучило это подозрение?
Ответила вместо мужа Икуми, от которой он, по-видимому, ничего не таил:
— Ну конечно, потому он специально и поехал.
— Но оказалось, что она скрылась в неизвестном направлении, и он подумал, что сбежала.
— Да.
— Ну, трудно ведь поверить, когда такое случается…
— Немудрено, мне и самому до сих пор не верится.
Хомма достал фотографию женщины, которая называла себя именем Сёко, и показал Икуми:
— Вы не припоминаете, когда-нибудь видели её?
Икуми взяла фотографию в руки.
— Когда Тосико Сэкинэ упала с лестницы, вы случайно проходили мимо и вызвали машину «скорой помощи». А потом в толпе зевак ваше внимание привлекла некая подозрительная женщина в тёмных очках — так и было?
Не сводя глаз с фотографии, Икуми кивнула.
— А если попробовать сравнить ту женщину с фотографией — не видите сходства?
Икуми впилась взглядом в фотографию. В тесном помещении всё замерло. Но тут из-за раздвижной перегородки послышался бодрый голос официанта, который передавал на кухню заказ.
Наконец, всё ещё сосредоточенно хмуря брови, Икуми покачала головой:
— Эту женщину я не знаю. Никогда её не видела. Я не могу точно ответить, она ли была там той ночью. Не знаю, что же зря говорить… Ведь два года прошло, и видела-то я её мельком.
— Но всё-таки как тебе кажется? — настаивал Тамоцу.
— Я не знаю. Нельзя говорить наобум!
Хомма кивнул:
— Это верно. Спасибо.
Он и не ждал, что всё будет просто: раз — и готово. Эта Икуми не из тех, что легко поддаются эмоциям. Но его заботило ещё кое-что.
— Вы хорошо помните обстоятельства того, как Тосико Сэкинэ упала с лестницы?
Икуми съёжилась, словно ей стало холодно:
— Да, помню. Я в тот вечер возвращалась с работы. Я подрабатывала тогда в одном из кафе в здании вокзала. Иногда мне давали с собой оставшиеся нераспроданными пирожные, и в тот вечер тоже. Так вот, когда после этого происшествия я добралась домой и открыла коробочку, все пирожные были всмятку. Я от ужаса так вопила, что эта коробка у меня болталась во все стороны, а не то и вовсе выпала из рук.