– Всегда.

Чуть позже, с еле заметной паузой добавила, глядя прямо в глаза:

– Если не прогонишь.

Боковым зрением заметил нарастающее напряжение на лице откашлявшегося Алтуфьева, но все-таки ответил:

– Не дождешься.

Генерал, как это ни странно, несколько успокоился. Встал, посмотрел, как я делаю последний глоток из чашки и отработанным начальственным голосом скомандовал:

– Пойдем, поговорим.

– Папа! – взвилась со стула Ирина.

– Успокойся, – улыбнулся Алтуфьев дочери, – бить не буду. Как бы самого не поколотили.

Уже в кабинете попросил:

– Дай сигарету.

– Вы ж не курите? – удивился я, протягивая открытую пачку.

– Иногда позволяю себе, – ответил он прикуривая. Затянулся, выдохнул дым, довольно спокойно посмотрел в глаза – угрозы никакой во взгляде точно не было – и начал:

– Есть женщины, которые любят только однажды. Прилепляются к одному мужчине раз и навсегда. Вот моя Вероника была такой, – мать Ирины умерла года три назад. То ли лейкемия, то ли еще какая-то неизлечимая форма рака крови.

Генерал вздохнул:

– Боюсь, что дочь в нее пошла. Если оттолкнешь – сломаешь девочке жизнь.

Так он не возражает?!

– Николай Александрович, я… – попытался что-то сказать и заткнулся. Совершенно не представляю, что положено говорить в таких случаях.

– Она любит тебя с первой встречи, с нового года, – усмехнулся генерал. – Бабке сразу же по прилету в Петербург проболталась. Та, конечно, у меня давай выпытывать, мол, что за парень такой.

Знал и отпустил на все лето?

– Не ревнуете? – спросил довольно нагло. Хочу раз и навсегда выяснить его позицию. Ирина теперь моя, и отдавать не собираюсь.

– Дурак, – констатировал он внешне довольно спокойно и почти аккуратно загасил сигарету в пепельнице, пытаясь скрыть волнение. – Пока это для тебя достаточно сложно, несмотря на огромный объем усвоенных знаний. Вот когда-нибудь свои дети появятся, тогда может быть. Для отца счастье дочери… Ты одного не понял, – Николай Александрович неожиданно улыбнулся, – причем самого главного.

– Это чего же? – немедленно спросил я. Вот что-то давно не чувствовал себя непонятливым.

– Почему все нормальные люди, кто более-менее близко знакомится с тобой, встают на нашу сторону?

Странный вопрос. Вероятно потому, что я ЗНАЮ, кого можно относительно близко подпускать к себе. Примерно в таком тоне и последовал ответ генералу.

Он задумался, опять улыбнулся и неожиданно начал рассуждать вслух:

– Каждому человеку надо во что-то верить. Как там у классика? – Николай Александрович хмыкнул и напел "Балладу о переселении душ": – Кто верит в Магомета, кто – в Аллаха, кто – в Иисуса, кто ни во что не верит – даже в черта, назло всем.

– На самом деле вера нужна каждому, – продолжил Алтуфьев, убедившись по моему кивку, что эту песню Владимира Семеновича я знаю. – Вопрос – какая вера? В первую очередь – в завтрашний день. В то, что у него и его детей – если еще нет, то когда-нибудь непременного появятся – будет нормальная жизнь, определенные перспективы в личной жизни, в карьере. Что если будут трудности, то их обязательно удастся преодолеть. Без этого сам смысл жизни просто отсутствует. Но, окружающая действительность, увы, – генерал даже развел руками, – как-то к подобной вере не располагает. Разгул коррупции, приближающийся кризис, у большей части населения не только в России, но даже в развитых странах, начинает падать реальный уровень жизни… Ты понял, что я имею ввиду?

Чего ж тут непонятного? В социологии, кажется, даже специальный термин для этого понятия есть.

– Так вот, к чему я все это говорю. Каждый хоть немного узнавший тебя и часть твоих планов – лично я уверен, что ты нам далеко не все рассказал, – подпустил Николай Александрович шпильку, – немедленно эту веру в завтрашний день получает. Понимает, что сначала придется очень много работать, подчас идти на громадный риск, ковать свое и Родины будущее, но в результате свет в конце туннеля обязательно появится.

Ух, как пафосно! С другой стороны, если люди в тебя верят – это многое значит.

– Теперь понятно, почему я не стал Ирине препятствовать, когда Анастасия ее сюда пригласила? Просто очень хочу счастья своей девочке.

А вот тут генерал несколько ошибается. Эта девочка теперь моя!

– И еще. Сейчас лето, каникулы. Осенью Ириша вернется домой в Москву. Школу-то она должна закончить.

– Обязательно там? – протянул я. До сентября еще далеко, но уже не могу представить, что мы на время расстанемся. Но вот прямо сейчас говорить отцу, что никуда ее не отпущу, явно не стоит.