— Что? Замуж? А за кого? — Любава сидела против отца и спокойно, с затаенной насмешкою поглядывала на него.

Николай Платонович ничего такого не замечал, потому что, по обыкновению, на дочь не смотрел, а потому преспокойно продолжил:

— За Аркадия Дмитриевича Минина, соседа нашего. Помнишь, того, что зимой был у нас и гостил три дня.

— Что же, он руки моей просил? — спросила девушка.

— Нет. Зачем? Мы с отцом его все обговорили, да и будет с вас… Теперь хватит, ступай. Подумай, что тебе надобно будет, да насчет дня для венчания. Выбор за невестой, — равнодушно прибавил Багров.

— Хорошо, папенька, — Любава встала и замерла в почтительном реверансе родителю.

Вернувшись в свою комнату, она не зарыдала, не стала бегать из угла в угол, не стала страдать и вообще ничего такого не сделала. Она просто сказала сама себе:

— Замуж? Вот еще… За индюка такого…

Потом, накинув капот, вышла на двор и прямо пошла на кузню. В кузне работал сын ее кормилицы, а ей вроде как молочный брат — Федор. Хотя был он старше ее лет на пять, Любава считала его именно своим молочным братом. Был он товарищем ее детских игр, много раз бывал наказан за ее проделки, но к барышне питал привязанность и покровительствовал ей, насколько сие было возможно в ее положении. Любава вошла туда, не смущаясь страшным жаром, исходившим от печи и стуком нескольких молотов о наковальню. Несколько минут она смотрела на огонь, на кузнецов, выковывавших что-то по приказу ее отца. Наконец, ее заметили. Один из старых бородатых мастеров указал Федору на нее, и тот, обернувшись, наконец тоже увидел Любаву. Кивнув головой на дверь, он шевельнул губами. Любава поняла, что он сейчас выйдет, следом за ней. Девушка, развернувшись, вышла на свежий воздух, показавшийся ей очень прохладным, после жара кузницы. Через минуту появился и Федор.

Кузнец был дюжим бородатым молодцем, косая сажень в плечах. Как всякий кузнечный мастер, почитался он в деревне немного колдуном, и отношение к нему, несмотря на его молодой возраст, было весьма уважительное. Николай Платонович выписал ему вольную еще года два назад. Тот, каким-то неведомым путем сумел набрать денег и выкупиться из крепости. Хотя Багров был и недоволен, но отказывать не стал. Федор же, откупившись, продолжал работать в Багровской кузне, не стремясь уйти в город или перейти на другое место.

— Послушай, Федор, — без обиняков начала Любава, повернувшись к парню. — Не хочется ли тебе уехать отсюда?

— Уехать? — прищурился кузнец. — Что же, можно… А что, нужда какая есть?

— Есть. Я бы, конечно, Юсту попросила, но он уже стар, да и не поедет. Куда ему приключения наживать!

— А что за приключения? — Федор с интересом посмотрел на Любаву.

— Да, вишь, батюшка меня замуж отдать надумал…

— Дело известное, — усмехнулся он.

— Ты не смейся. — Любава строго сдвинула брови и посмотрела на него, обдав холодом.

— Хозяйский какой у тебя взгляд, барышня. — Федор прикинулся обиженным.

— Что же, какой есть.

— А ты, стало быть, замуж не хочешь?

— Как есть не хочу. — Любава прищурилась. — Я, конечно, дожидаться никого не стану. Надо будет, одна уеду…

— Поймают, — равнодушно заметил кузнец.

— Без ума, так, конечно, поймают. А с умом-то и нет…

— А с умом — это как?

— А так. Я переоденусь мужчиной, сяду на коня, и поминай как звали. Искать-то станут девицу? Конечно, одной мне трудно будет обойтись, но вот, если со мною поедешь ты… Барин со слугою — дело и вовсе иное!

— Я кузнец, а не слуга, чем я помогу? Я служить не умею, — пробормотал Федор.

— Э, да ты обиделся никак? — рассмеялась Любава. — Будет тебе, не дуйся. Слушай, ну неужели тебе тут не прискучило? Ты же свободный человек! Ну я понимаю — крепостной, в чужой воле. А так… Все в кузне да в кузне! А вокруг столько всего интересного!

— Да, интересного… Как голову лихие людишки на дороге снимут, так и весь интерес, — ответил кузнец.

— Да ты никак струсил? — Любава наклонилась прямо к нему, блестя глазами. — Ну, струсил?

— Да вот еще, — подбоченился Федор. — Не струсил, только…

— Что — «только»?

Кузнец помолчал, глядя на девушку.

— Ладно! — махнул он рукой. — Я и впрямь чтой-то засиделся у батюшки твоего. Да и ты… Как бы не того…

— Ну чего еще?

— Как бы не пришибли дорогой-то, вот чего! — разозлился вдруг Федор. — Ты мне все же, как сестра, хотя и барышня, — неловко прибавил он. — Я… это… ну…

Любава улыбнулась:

— Да знаю… И ты мне, как брат, оттого я к тебе и пришла, а не к кому другому.

— А Юста? Ты же к нему поначалу хотела?

— Да это я так, к слову. К Юсте пойди! Тот же со страху все папеньке доложит, вот радости-то будет…

— А платье мужское у тебя имеется?