Да и по объективному содержанию тех главных социально-экономических задач, которые действительно должна была решить Октябрьская революция – аграрная реформа в пользу крестьянства, широкомасштабная индустриализация, призванная обеспечить приближение к уровню передовых капиталистических держав, освоение всем населением европейской урбанистической культуры, – речь может идти только о буржуазной революции.

Но не все так просто. В потенции большевики все же видели социалистическую перспективу своей революции, если… Если произойдет революция на Западе и Россия получит помощь от победившего пролетариата более передовых стран. Даже в этом случае российскую революцию следовало бы рассматривать как раннесоциалистическую, то есть революцию, базирующуюся на недостаточных социально-экономических предпосылках. И если проводить сравнение с самой ранней успешной буржуазной революцией – в Нидерландах XVI века, – то голландская революция имела более широкую и прочную социально-экономическую базу, ибо там большая часть населения принадлежала так или иначе к мелкой буржуазии и была в значительной мере втянута в товарное хозяйство. Необходимый же для совершения социалистической революции пролетариат – а тем более фабрично-заводской пролетариат – составлял в начале ХХ века в России явное меньшинство населения.

Более того: формирование целостного социалистического общества в начале ХХ века было, с моей точки зрения, невозможно не только в отдельно взятой России, но и в случае победы пролетарской революции в большинстве наиболее развитых стран. И эта позиция уже противоречит общепринятому тогда среди большевиков представлению.

Революция 1917 года ни по своим предпосылкам, ни по своему объективному содержанию, ни по своей классовой базе не была ни пролетарской, ни социалистической. Однако тезис о гегемонии пролетариата в революции все же имел под собой основания. Крестьянство как массовая социальная опора революционного процесса было по своей классовой природе распыленным, не способным к организации в общенациональном масштабе, и потому ведущая роль в революции оказалась в руках гораздо более организованного рабочего класса. Цели и интересы этих двух основных социально-классовых сил революции – пролетариата и крестьянства – далеко не во всем совпадали. Кроме того, само крестьянство было неоднородно, включая в свой состав патриархальное крестьянство, сельскую мелкую буржуазию и сельский полупролетариат. Это создавало почву как для союза, компромисса, так и для конфликта между ними.

Партия большевиков, взяв власть, сразу провозгласила аграрную реформу, основанную на разделе практически всех сельскохозяйственных земель между крестьянами, провозгласила выход из войны и провела демобилизацию армии. Эти два шага обусловливали один другой, и в отрыве друг от друга провести их было невозможно. Передел земли требовал возвращения с фронта миллионов мобилизованных крестьян, демобилизация армии и возврат в деревню миллионов бывших солдат неизбежно вели к переделу земли.

Одновременно были проведены меры и в интересах рабочих – сокращение рабочего дня, введение прогрессивного трудового и социального законодательства и установление рабочего контроля над производством.

Я хочу заявить прямо – «социализм» первой половины ХХ века был попыткой навязать производительным силам неадекватные для них производственные отношения. Индустриальный способ производства с его разделением труда, создающим из человека «частичного рабочего», с преобладанием вещных продуктов и потребностей, подчинением человека в производственном процессе машине является адекватной базой лишь для капитализма. Поэтому попытка построить «индустриальный социализм» (да еще начав с преимущественно доиндустриальной экономики!) была заранее обречена. И Ленин в статье «О нашей революции. По поводу записок Суханова» ошибался не в своей надежде создать материальные предпосылки социализма уже после захвата власти пролетариатом. Он ошибался в своем понимании этих предпосылок.

Строительство «индустриального социализма» не могло привести к обществу, качественно превосходящему капиталистическое [11] . Однако этот факт не означает какого-то абсолютного исторического «запрета» на формирование социалистических отношений на незрелой материальной базе. Постольку, поскольку уже на индустриальной фазе капитализм развертывает все свои сущностные противоречия, поскольку развивается обобществление труда капиталом, появляется и формальная возможность освобождения труда, то есть снятия этих противоречий в социалистических производственных отношениях.

Такая возможность может быть реализована, однако лишь в определенных рамках. А именно: возможным является лишь формальное освобождение труда, но не реальное, поскольку для реального освобождения труда необходимы не только достаточные материальные предпосылки, но и переворот в способе материального производства [12] . Что же касается России, то там степень развития индустриального капитализма была весьма низкой. По оценкам различных специалистов, численность наемных работников в России перед революцией составляла от 10 до 14,6 % от всего населения. Численность же фабрично-заводского пролетариата – 2–3 % [13] .

Может быть, достаточными были предпосылки в более передовых странах, и тем самым была возможной победа международной социалистической революции? Судите сами. В начале ХХ века доля промышленных рабочих во всем населении составляла: в Германии около 13 %, в США – около 11 %, в Великобритании – около 20 % [14] .

Здесь я вступаю в прямую полемику с позицией Ф. Энгельса в «Анти-Дюринге» (за которую несет ответственность и К. Маркс, поскольку соответствующий раздел был подготовлен ими совместно), утверждавшего, что в передовых странах материальные предпосылки социализма в последней четверти XIX века уже были достигнуты [15] . Я считаю это утверждение не соответствующим как основным положениям теории К. Маркса [16] , так и другим высказываниям самого Ф. Энгельса.

Итак, с этой точки зрения формирование целостного социалистического общества было невозможно не только в отдельно взятой России, но и в случае победы пролетарской революции в большинстве наиболее развитых стран. (Интересно было бы попытаться составить ретроспективную историческую реконструкцию итогов возможной победы пролетарской революции в странах, где капиталистическая индустриализация уже завершена, а постиндустриальные тенденции еще не проявились. С моей точки зрения, и в этом случае целостное социалистическое общество не сложилось бы.