Черт побери, что же такого он сказал, что она снова восприняла его в штыки? Когда он только приехал, она смеялась с ним и шутила. Теперь же смотрела на него, как на вора в ювелирной лавке. А он хотел, чтобы она чувствовала себя с ним свободно. И не только потому, что, как он считал, она обладала информацией, которая могла бы прояснить его самую насущную проблему. Он просто хотел вызвать у нее симпатию. Почему? Он предпочитал пока не задумываться. Но у нее отчего-то было больше причин видеть в нем врага, нежели друга.

И лгать ей он был не намерен.

— Я здесь, потому что пообещал временно позаботиться о ребенке, по крайней мере, до тех пор, пока не найдется его настоящий отец. Я приехал отвезти вас в ваш новый дом.

— «Мой новый дом»! А чем плох этот?

Он огляделся вокруг и пренебрежительно пожал плечами, будто перед ним был не уютный гостеприимный дом, а захудалая конюшня.

— Я снял для вас неплохой особняк, мисс Фонтейн. В нем вы будете чувствовать себя гораздо комфортнее — там хотя бы имеется прислуга.

Все то время, что он говорил, она сидела прямо, будто аршин проглотила.

— Я не хочу жить за чужой счет.

— Но разве вы не к этому стремились?

— Не совсем. — Она встала и принялась нервно мерить шагами комнату, скрестив руки на груди, тем самым будто отгораживаясь от него. — Я лишь надеялась, что вы признаете сына и будете воспитывать его сами.

— Так бы и было, будь он моим сыном.

Она резко развернулась к нему лицом, глаза ее расширились от гнева, а щеки раскраснелись.

— Как вы смеете это отрицать? Ваша родная бабушка признала его членом семьи.

— Я уже вам говорил, что не могу быть отцом этого мальчика.

— Да-да, потому что вы отгородились от мира в сельском поместье и оплакивали смерть жены. — Она пренебрежительно махнула рукой. — Только, как по мне, это совсем не исключает возможности отцовства, Вайльдхевен. Вот если б вы находились за пределами страны или были тяжело больны — тогда другое дело.

Он крепко вцепился в подлокотники кресла, так что аж костяшки побелели.

— Мое отшельничество было равносильно этому, — медленно произнес он. — В тот период я никого не хотел видеть — ни друзей, ни родных. Ни тем более любовниц.

— Ужасно. — В ее взгляде читалось сочувствие, но вместе с тем и упрямство. — Мне доводилось видеть, как мужчины развлекаются с трактирными девками, пока их жены рожают детей. Так что несложно поверить в то, что герцогу после смерти жены захотелось женской ласки.

Он резко отодвинул стул в сторону.

— И где же вы такого насмотрелись, мисс Фонтейн? Вы строите из себя женщину с высокими моральными устоями. Но где же барышня с такой тонкой душевной и моральной организацией могла видеть подобное?

— Я росла в бедности.

— О, чую, тут повеяло загадкой. — Он подошел вплотную, разглядывая ее лицо. Стоило ему подумать, будто он ее разгадал, как открылась новая, неизвестная сторона медали. — Кто ваши родители, Миранда? Откуда вы родом?

— Мы говорили о Джеймсе.

— Да, но сейчас речь идет о вас. — Он подошел так близко, что от его дыхания зашевелились завитки её волос. — Вы настоящий борец, мисс Фонтейн. Джеймсу очень с вами повезло. Но зачем незамужней женщине с такой изысканной внешностью взваливать на себя заботу о чужом ребенке?

— Больше некому. — Она посмотрела на спящего малыша, затем снова на него. — Летти погибла, мужчина, отец ребенка, ее бросил. Она попросила лишь об одном — чтобы я позаботилась о Джеймсе и добилась того, чтобы он занял достойное место в обществе.

— Вы действительно добивались этого, — признал он. — Настоящая Боудикка. [7]

— Вы смеетесь надо мной?

— Нет. Просто хочу вас понять. — Ее кожа и кокетливо изогнутые локоны хранили легкий аромат розовой воды. Он полной грудью вдохнул этот запах. Как же он хотел вобрать и всю ее целиком! Как столь невинный, воздушный аромат мог пробудить в нем такой плотский, низменный голод?! — Очень смело с вашей стороны вступать со мной в поединок за чужого ребенка.