– Как видишь, сила воинов Господа велика!

– Слуг, – сказал Олег.

Томас не понял, повернулся всем корпусом, брови поднялись.

– Что?

– Слуг, говорю, – повторил Олег со злорадством. – Рабов. Так сказано в ваших священных текстах.

Томас фыркнул, отмахнулся.

– То-то и видно, что ты совсем дикий человек, – произнес он с жалостью к заблудшей душе. – Быть рабом Божьим – значит не быть больше ничьим рабом на свете! Совсем недавно Господь говорил, что рабов у него нет, что рабы ему не нужны, быть рабом Божьим то же самое, что быть рабом слова, рабом чести!.. Эх, не понимаешь…

– Темнота, – согласился Олег, но ощутил, что Томас в самом деле чувствует полнейшее превосходство и что чувствует не так уж и зря. Быть рабом невидимого и неощутимого Бога, который создал этот мир и отдал его человеку, ничего не требуя взамен, не так уж и хреново. Быть рабом Бога – это быть предельно свободным. Настолько свободным, что даже не по себе от такой свободы. Поневоле сам себя начнешь опутывать разными обетами, клятвами и обещаниями.

Справа каменное основание выдвигалось вперед узким клином, опускаясь к траве крупными ступеньками. Ступени ведут наверх к массивным железным воротам. Слева отворилась дверца, двое монахов в длинных сутанах с капюшонами на головах вышли безмолвно, как две тени, остановились, спокойные и отрешенные от мира.

Томас приветственно помахал рукой.

– Лаудетор Езус Кристос! Мы можем надеяться на приют в этот странный день, очень похожий на холодную ночь?

Монахи рассматривали их сверху неотрывно, наконец один сказал приятным негромким голосом:

– Мы оказываем приют всем страждущим.

Второй добавил более деловито:

– Коней можете оставить там. О них позаботятся.

Олег соскочил вслед за Томасом, блистающий рыцарь слегка размял спину и начал подниматься по ступенькам. Олег с беспокойством оглянулся на коней.

– Их в самом деле не сожрут? – спросил он. – Мы проехали мимо таких тварей…

Монах смерил его взглядом с головы до ног.

– Странно, что вас пропустили. Но здесь вы в безопасности. Темные силы не могут переступить черту святости.

Олег повел рукой, очерчивая зеленый круг.

– Это вот под вашим контролем?

– Да, – ответил монах коротко. – Я отведу вас к настоятелю. Он охотно… даже с радостью примет людей, сумевших пройти через Язву.

Дверь простая дубовая, и хотя из толстых досок, но без широких железных полос, металлических блях, словно монастырь в мирной сельской местности, даже не слыхавшей о войнах и грабежах.

Их провели в калитку, Олег слышал, как тут же с неприятным металлическим грохотом захлопнулась за их спинами. Проход выглядит узким и коротким, впереди распахнулся мрачного вида зал, каменные ступеньки на той стороне повели вверх.

Томас поднимался бодро, хотя время от времени крестился и благочестиво упоминал Деву Марию. Олег помалкивал, монахи начали поглядывать на него с подозрением. На самом верху монах прошел вперед к дальней двери, стукнул. Олег услышал негромкий голос, монах тут же распахнул дверь и жестом пригласил обоих войти.

Томас еще с порога привычно быстро оглянул помещение на предмет опасности, но в комнате нет оружия даже на стенах, всего лишь книжные шкафы вдоль стен, широкий стол, а на нем – человеческий череп, как напоминание о бренности жизни, дескать, нужно думать о том, что ждет потом, когда останется только вот такое. Еще толстая книга, но не Библия, большая чернильница и груда перьев в высоком стакане.

У шкафа с книгами спиной к ним широкий человек в темном плаще до пола, непокрытая голова блестит серебром, жидкие пряди волос падают на плечи и спину. Он повернулся, Томас невольно вытянулся, перед ними патриарх, словно только что вышедший из библейских времен: крупнолицый, густая длинная борода, блистающая серебром, падает до пояса, длинные пушистые усы сливаются с бородой, нос длинный и хищный, глаза под кустистыми бровями смотрят остро, как глаза орла.

Монах поклонился.

– Отец настоятель, – сказал он почтительно, – эти двое… проехали через Топь. Брат Тиберий на всякий случай побрызгал их святой водой, а брат Домиций проверил молитвой…

Настоятель отмахнулся:

– Ладно, иди-иди.

Монах исчез, настоятель пару мгновений всматривался в гостей, Томас молчал и тянулся, как перед императором, настоятель коротко указал на лавку по ту сторону стола.

– Садитесь, садитесь. Монахи у меня усердные. Не все, к сожалению, умные… Понятно же, что вы оба не создания Тьмы. Святость этого монастыря достаточно сильна, чтобы не допустить в его стены Врага.

Он сел, положил на столешницу крупные руки. Седые брови напоминали Томасу снежные уступы над темными пещерами, но сейчас из этих пещер смотрели острые живые глаза. Он перекрестился и сказал почтительно:

– Ваша святость, я – рыцарь и верный слуга Господа Нашего, Томас Мальтон из Гисленда, рыцарь крестоносного войска, первым ворвавшийся в Иерусалиме в башню Давида…

Настоятель кивнул.

– Похвально, сын мой, очень похвально. Это было великое деяние, все его величие не рассмотреть вблизи, только потомки воздадут вам должное. Меня зовут отец Крыжень, я когда-то закладывал первый камень в этот монастырь. Стены его неприступны для Врага.