Экстремальные условия в нашем обществе возникли уже в 1988 г. И начиная с этого времени олигархия делала судорожные попытки преодоления абсолютной кастовой замкнутости, косности мышления, элементарности стереотипов политического действия. Но это были попытки с негодными средствами. Чаще всего их предпринимали отдельные представители олигархии, попавшие в верхнюю страту случайно и не потерявшие до конца навыков и культуры мысли, свойственных среднему слою. В целом олигархия была достаточно безнадежна, и это стало очевидным к началу 1990 г.

Исторический экскурс. Во всех странах мира аристократии, чтобы выжить, застраховать себя от вырождения, приходится втягивать в себя «инородный материал». Это делается через сложную систему социальных фильтров и институтов и всегда «со скрежетом зубовным». Но умная и способная аристократия идет на такое, понимая необходимость поддержания тонуса. Самый яркий пример — Великобритания. В США, как ни странно, этот механизм сегодня действует намного хуже. В Германии — еще хуже. Но нигде в мире он не заблокирован так, как в нашем обществе, декларирующем открытую социальную перспективу. Именно здесь возникла классическая олигархичность. И особенно ярко это проявлялось в последние тридцать пять лет существования этого общества. Вот главное обвинение созданной в эти годы системе. Вот причина ее закономерного краха. Но это же — причина завтрашних наших трагедий и крахов.

Сегодня олигархия осталась той же, какой и была. Ее косность — уникальна. И даже лучшие ее представители не могли, не могут и, боюсь, не смогут преодолеть те стереотипы и навыки, которые сделают их жертвами политического процесса. В этой социальной среде не только «империя Кургиняна», но и идея о создании подобной «империи» была заведомо утопична. Зачем? Если есть «империя Тизякова», уже готовая и солидная. Это типичный логический ход, и такая логика характеризует не только Павлова, она имманентно присуща всем представителям советского «нового класса» — от Полозкова до Яковлева, от Тизякова до Вольского, от Горбачева до Ельцина и «далее со всеми остановками».

«Империя интеллекта» есть единственное спасение страны. Необходимо предоставить право государственного действия (не путать с государственной властью) людям среднего класса. Это — единственная возможность вывести экономику страны из состояния «свободного падения». Это — единственная альтернатива анархии и диктатуре. Можно менять имена, можно объявлять кого-то персоной нон грата, но принцип, идею, логику действования необходимо сохранить и осуществлять незамедлительно и радикально. Тот, кто это сделает, окажется «на коне», тот, кто не сможет, не использует спасительный шанс, того ждет судьба его предшественников. Идеология здесь ни при чем. Олигархом, увы, можно быть и без партбилета в кармане.

Я более чем на 90% уверен, что олигархия и сегодня не сможет сделать ставку на интеллект. В этом ее трагедия. Трагедия людей, неспособных перестроиться изнутри и бесконечно кричащих о перестройке вне их, во внешней действительности.

Я убежден, что все политики горбачевской «когорты» одинаково хотели добра и прогресса в их понимании. Но никто из них не сумел осуществить той своей глубинно-личностной перестройки, без которой преобразования такого масштаба не могли быть проведены в жизнь.

Но личная трагедия — дело десятое. Сегодня речь идет о трагедии общества. Поскольку при такой неспособности олигархии самообновляться, преодолевая кастовую замкнутость, мы обречены на полномасштабную революцию. В полном и окончательном смысле этого слова.

Ситуация в стране ухудшается непрерывно. Ухудшалась до «путча» — ухудшается после него. Что изменилось? Десяток сброшенных памятников и разбитые вывески? Те представители олигархии, которые искренне решились на так называемый «путч» (убежден, что среди гэкачепистов это не более половины), видели в этом способ разрешения тупиковой ситуации и действовали в строгом согласии с законами олигархического сознания. То есть демонстративно пренебрегая всем, что есть политика, то есть концепциями, возможностями информационной и идеологической деятельности, организационными инновациями, и раздувая до карикатурных масштабов арифметику беспомощного насилия. Для них это было естественно. Чем будут заниматься те, кто пришел на их место?

Ситуация стремительно ухудшается. Действий нет. А ведь прошел уже почти месяц. «Шестидесятники», взойдя на «телевизионный престол», раскручивают те же сюжеты, которые крутили в 1987 году. Но ведь ситуация кардинально иная. На антикоммунизме далеко не проедешь теперь. Эта карта отыграна. Максимум ее хватит до нового года. А дальше?

Дальше последует сброс «остатков» декоммунизированной олигархии. Это логика революции. За штурмом Бастилии — штурм Тюильри, а дальше — казни на гильотине.

Понимаю условность исторических аналогий. Но есть безусловность методологии, не зависящей от места и времени. Есть логика глобальных процессов.

Коль скоро начался процесс снизу, он пройдет через все стадии полностью. Обычно при этом происходит потеря примерно одной пятой населения страны. Любой страны, которая начинает раскручивать подобный процесс. Неважно, идет ли речь о Франции или о России. О начале XX века или конце XVIII. В таких процессах начинает действовать закон фазовых переходов. Термодинамика массовых действ. И долг каждого, кто любит свою страну и свой народ, воспрепятствовать запуску подобной «термодинамики», искать другие пути. Искать любые союзы и компромиссы, дабы не допустить худшего. И если такая позиция является антидемократичной, то я согласен быть «антидемократом» и даже лидером антидемократических сил. Но с одной оговоркой: в этом случае лидером демократии является печально известный Максимилиан Робеспьер, прозванный «сентиментальным тигром», и с ним мы действительно по разные стороны баррикад.