Нам сегодня стало гораздо легче разговаривать с серьезными интеллектуалами. «Экспериментальный творческий центр» и я как его руководитель выдержали ту систему «тестов», которая была предъявлена каждому советскому гражданину после 21 августа, тестов на верность своим убеждениям. И это оценено теми, чьи оценки для нас важнее всего, — социально активным меньшинством, сохранившим способность независимо мыслить. Я сужу по количеству (и качеству!) писем, поступающих в нашу организацию после 21 августа. И по количеству (и качеству!) слушателей на моих последних лекциях и семинарах.

— Как вы можете прокомментировать события самого последнего времени: окончательное отделение стран Прибалтики, обострение обстановки в Грузии, Приднестровье, Нагорном Карабахе, Средней Азии, на Северном Кавказе? Ваш прогноз дальнейшего развития событий?

— С моей точки зрения, это все «рябь».

Прибалтика? Чья? И как она соотносится с проблемой Карелии, города на Неве и бывшей Восточной Пруссии?

Грузия? Опять-таки в каком геополитическом векторе, с ориентацией на какие политические силы? Сама по себе Грузия, как вы понимаете, не игрок. Так с кем она играет и против кого?

Средняя Азия? Опять же в какой ориентации, кем возглавляемая, куда нацеленная, в каком соотношении с прочими силами существующая? А то ведь иногда возникает такое комическое ощущение, будто все всерьез считают, что весь вопрос сводная к тому, кто какой рынок у себя будет строить. Вот уж марксизм, доведенный до предела патологии! Будто бы уж и в самом деле страшнее «приватизации» зверя нет, а предел самовыявления — это сброс памятника Ф. Э. Дзержинскому.

Приднестровье? Разве не ясно, что его проблема может быть развернута самым различным образом и иметь различный геополитический результат?! Тут, кстати, нет мелочей. Речь идет о геополитике на Балканах. Те в очень опасной зоне с точки зрения глобальной политики. То же самое относительно Нагорного Карабаха. За свой визит в Нагорный Карабах Президенту России придется заплатить немалую цену. Интересно знать, кто подбросил эту «дохлую кошку»?

Со всей ответственностью заявляю, что это не дело рук ЭТЦ.

Ну а если без шуток, то Нагорный Карабах сам по себе есть исчезающая малая величина на карте геополитики. Но взятый в полном контексте, со всеми остальными факторами, это — ключевая точка, та, из которой может быть запущен механизм, приводящий к третьей мировой войне. Хоть здесь-то может быть попридержан юношеский демократический пыл уже немолодых людей и «комсомольский энтузиазм» бывших членов бывшего политического руководства бывшей правящей партии? В противном случае события могут начать развиваться стремительно и в крайне неблагоприятном для всех нас направлении. Подчеркиваю — для всех нас.

— Изменилось ли в связи с последними событиями ваше отношение к государственности?

— Я ненавижу распад. Ненавижу декадентство в политике. И уже в силу этого не могу не испытывать отвращения по отношению к тем процессам, которые направлены на разобщение государства. Не понимаю и того, каким образом удалось противопоставить друг другу идею государственности и права человека. Самые фундаментальные из всех человеческих прав, в том числе право на жизнь, могут быть обеспечены только сильным государством (сильное, кстати говоря, вовсе не означает свирепое. Свирепость сопутствует слабости, сила и доброта вовсе не противостоят друг другу. Сильный человек чаще всего добр). Нравственно, эстетически, религиозно я не способен примириться с крушением российской государственности и всем, что за этим последует. Но это — из сферы духовной, а политика есть способ сопряжения Духа с Материей.

И здесь я считал и считаю, что способом становления новой сильной государственности может быть лишь распад старой, несостоятельной во всех отношениях модели, коей является СССР. В этом был корень всех моих противоречий с группой «Союз» и ее лидерами. Еще в начале 1991 года я впервые перед группой «Союз» публично поднял вопрос о том, разумно ли в сложившейся ситуации ставить вопрос о сохранении СССР и можно ли теперь уже сохранить это взорванное изнутри государство. А главное, будучи сохраненным, способно ли оно к инстинктивному саморазвитию или оно окончательно станет сырьевым придатком?

Моя модель геополитического процесса — управляемый распад СССР и управляемый же восстановительный процесс становления новой государственности «поту сторону СССР». Мои расхождения и с Горбачевым, и с Ельциным состояли и состоят в том, что я не вижу с их стороны проявления политической воли к восстановлению нового государства, не вижу концентрации их государственных усилий на том, чтобы создать скелетную модель, ту сетку, на которой начнется кристаллизация новых здоровых государственных форм. Мое разногласие с «правыми» в том, что они пытаются сохранить старые, отжившие формы, которые, если хотите, для меня являются слишком дряблыми. То же самое и в сфере идеологии. С «правыми» меня разделяет то, что они пытаются удержать совершенно неперспективную марксистско-ленинскую ориентацию, некий абстрактный и полностью дискредитированный канон, который, помимо всего прочего, никогда ничего не определял в истории советского коммунизма. Ну а с демократами рознит то, что они пытаются подменить глубокий анализ истории поверхностными мифами и в конце XX века игнорируют внематериальные компоненты управления хозяйством и обществом, загоняя себя тем самым в фатальный тупик.

Вот вкратце мое отношение к проблеме государственности. Оно лишь укрепилось после ГКЧП. Кстати, за два дня до него я, выступая по Центральному телевидению, еще раз предупредил о том, что системный кризис зашел в необратимую фазу, что всякие попытки тормозить этот процесс будут обречены на фиаско и что единственная задача — становление новой государственной ткани взамен распадающейся старой.

Главная опасность всего, что возникло после ГКЧП, — в резком ускорении процесса распада. Чтобы соблюсти баланс, необходимо столь же резко ускорить восстановительный процесс. За счет чего? Это открытый вопрос. Но если этого не произойдет, то в ближайшее полугодие, максимум к началу 1993 года мы будем отброшены назад на всех фронтах, как в вопросе о государственном устройстве, так и в вопросе об идеологической организации общества. Диву даюсь, как этого могут не понимать те, чей жизненный интерес — не допустить подобного разворота событий?