Прицеп обнаружили сразу. Первым вытянули его, а минут через двадцать метрах в восьми от моста, только с другой стороны, попался на крюк морозильник. Однако выловить ускользнувший ковчег не всегда означает вернуть его содержимое.

Если у вас под рукой окажется карта Марокко, пододвиньте ее левый бок и обследуйте южную зону. Когда ваш мизинец нащупает круг “Агадир”, безымянный ваш палец залезет на мост. Пометьте там крестиком точку, в которой сошлись для меня трасса P30, река под названием Сус и бегство из гроба, превзошедшее классом Гудини, кому для подобного трюка приходилось считаться живым. Именно здесь, между Эйт-Меллулом и Инезганом, откуда Сус-русло запускает Сус-жало в Атлантический океан, Анна от нас и удрала.

Что испытал я, когда предо мною завис ограбленный мертвецом морозильник? Точно сказать не могу. Потрясение, оторопь, страх, отвращение, безумие, ярость – всего этого не было. Я ощутил облегчение и какую-то юркую радость, будто и сам был причастен к лучшему трюку на свете – побегу из смерти. Я смотрел на сопливые веревки, оборванные узлы, болтавшуюся на петлях дверцу и рассеянно вслушивался в причитания Махмуда. Он так обалдел от внезапной развязки, что стал забывать испанские слова. Лейтенант хватал меня за руку и городил белиберду:

– Прости, брат! Мы ее поднимать. Далеко она уплыть нечем. По такома течения – нереально…

– Ни хрена вам ее не поймать, – сказал я. – Руки коротки.

– Зачем руки? Водолазой – цап-цап! Тут вода низкий. Дно ковырять и ноготь хватает. А сейчас меня на меня положи – фуражка не видно. Как шайтан колдовал! Но есть хорошо что и тоже: океан пять-шесть километра отсюда. Длинно ей убегать. Мы ее выдернем, брат! Мешок не дельфина…

– Коли она улизнула, это уже навсегда. Одолжи мне Саида. Поеду домой.

Дорога до Марракеша, откуда вылетал вечером чартер в Севилью, заняла полтора часа. Я как раз поспел к регистрации. Горемыка-водитель едва не плакал, прощаясь со мной в зале вылета, и казнил себя из-за того, что труп оказался проворней него. Я попытался дать денег, но Саид так ошпарил меня своим взглядом, что я отступил.

Виски у меня при досмотре изъяли. В самолете я пробавлялся тем, что отбивался от бороды крутившегося рядом в кресле хасида, поглядывал в чернеющее окно, примеряя в нем на себя почти что чужое лицо, и листал картинки в журнале для пассажиров. Там-то я на него и наткнулся.

СУЛАВЕСИ! Запомните это название! Вам оно тоже когда-нибудь пригодится. На вашу удачу, журнал прихватил я с собой. Дальше – цитата:

“В индонезийском архипелаге есть островок Сулавеси, где живет племя торуша. От других обитателей нашей планеты жители острова отличаются тем, что не ведают слова «смерть». Отошедших в мир иной считают они не покойниками, а всего-то больными людьми. Когда кто-то на Сулавеси готов отдать Богу душу, к нему в дом приходит шаман, чтобы через бамбуковую трубочку втянуть в себя последнее дыхание умирающего. Затем шаман объявляет, что человек заболел. Никто не горюет и не плачет по «занедужившему». Напротив, слова шамана несказанно радуют всех торуша, поскольку приход «болезни» означает, что вскоре затеется пир, знаменующий проводы «заболевшего» в страну Пуа (по-нашему – в рай).

Это самый главный праздник для племени; свадьба или рождение ребенка не идут с ним ни в какое сравнение.

Понять и принять сразу такое постороннему наблюдателю трудно. Надо знать, как, по мнению торуша, устроен сам мир. Оказывается, все годы, проведенные на земле, являются лишь подготовкой к переселению в прекрасную страну Пуа, где только и начинается настоящая жизнь.

Праздник, однако, могут отложить на месяц, а то и на годы и десятилетия, ведь к нему нужно подобающим образом подготовиться. Сначала местный мастер резьбы по дереву долго трудится над изготовлением «волшебной фигурки» – магического изображения усопшего. Оно помещается в расположенном на холме некрополе, где стоят фигуры всех предков торуша. Статуэтка позволяет «больному» продолжать общаться с соплеменниками и делает его надолго, пока дерево не рассыплется в прах, частью окружающей среды.

Волшебные фигурки изготавливаются для всех умерших, кроме младенцев. Для последних процедура похорон несколько иная. Их помещают в дупла, вырезанные в стволах деревьев: раз ребенок не смог «прорасти» в человеческом обличье, пусть сделает это, превратившись в пышную зелень джунглей.

Все время, пока «больной» лежит дома в выдолбленном из колоды открытом гробу, семья копит средства на организацию праздника, который является мероприятием не из дешевых. Поэтому бедным торуша порою приходится ждать годами торжественных проводов, богатым же удается управиться в месяцы. Подготовка к событию – дело сложное. Прежде всего надо построить для приглашенных на праздник гостей деревню-времянку, где они будут жить многие дни и даже, возможно, недели (свой главный праздник торуша отмечают не только душевно и весело, но и покуда хватает им сил). На Сулавеси много брошенных старых временных деревень: после похорон в них никто не живет, а для всех последующих обрядов расставания строят новые деревушки, поскольку использовать для подобных целей чужие считается недостойным.

Пока идет строительство, «больной» дожидается своего часа в доме. Родственники заботливо его кормят, запихивая в рот вареный рис и заливая пищу молоком или пальмовым вином. Потом суют покойнику в уста дымящуюся трубку – торуша любят покурить после еды. «Больного» навещают друзья и подруги, чтоб рассказать ему обо всех новостях. Дурной запах визитеров не смущает: знахари племени утверждают, что он лишь укрепляет здоровье.

Но вот наконец приходит время проводов усопшего в страну Пуа. Красочное шествие наряженных в замысловатые костюмы и яркие маски торуша с песнями и танцами движется к входу в шахту, где глубоко под землей и расположен местный рай. Перемещение туда требует многочисленного кровопролития: родные приносят в жертву быков. Чем больше заклано скота, тем скорее «больной» доберется до рая.