Шрифт:
А Старейший и Всевидящий Ун рассказывал еще...
Оракул вскочил. Несколько камешков пролетели мимо него, скакнули по валунам в туманную бездну. И все. Послышалось? Должно быть, послышалось.
Надо двигаться дальше.
Он взглянул на последнюю дощечку. Безоружный человек в изодранной набедренной повязке распростерт на каменной плите. Голова отделена от туловища, на плите под разрубленной шеей ясно видна безобразная лужа.
Оракул смотрел на дощечку, последнюю из тех четырех, что вырезал две ночи назад Старейший и Всевидящий Ун; смотрел, словно видел дощечку впервые, и не мог понять, куда же ему идти – вверх или вниз? Подниматься к Вершине или спускаться к Подножию? Потаенный инстинкт потомственного оракула, указывавший ему дорогу к хромому охотнику, мертвой женщине, одноглазой невесте, сейчас молчал.
«Гриф...» – всплыло в сознании оракула неожиданное слово. Что значит – гриф? При чем здесь гриф?
Ему вдруг стало страшно. Первый раз в жизни он не знал, что ему делать. Оракул, который рожден для того, чтобы понимать судьбы других, теперь не мог определиться с собственной.
Камешки струйкой осыпались сверху, один из них больно ударил оракула по плечу. Вскинув голову к вьющейся серпантином лестнице, он увидел такое, что, закричав от ужаса, прыгнул к валунам, прикрывающим вход в низкую, похожую на звериную нору пещеру.
По лестнице осторожно семенил к оракулу, тупо стуча босыми ногами, голый мужчина с коротким прямым мечом в руке. Увидев, что его заметили, голый взревел и перешел на бег, размахивая мечом так, будто хотел придать своему телу дополнительное ускорение.
Оскальзываясь, оракул перелез через валуны, но у входа в пещеру остановился. Собственно, это была и не пещера – просто темная глубокая ниша, усыпанная осколками мелких костей, яичной скорлупой и полуистлевшими ветками.
«Гнездо грифа... – мелькнула в голове оракула совсем ненужная мысль. – Старое гнездо...»
Гулкий глухой удар позади заставил его обернуться. Голый, чудовищным прыжком перемахнувший валуны, поднимался на ноги. Колени и локти его кровоточили, а на лезвии меча темнело небольшое пятнышко. Оракул, прежде всего увидевший пятнышко, почувствовал, как рана на его голове запульсировала. Бежать было некуда. Нельзя было даже броситься в бездну, спасаясь от отчаянного страха смерти, – голый преграждал дорогу. Оракул стоял, опустил руки, прикованный взглядом к темному пятну на лезвии. Мысль о том, как странно видеть испачканное собственной кровью оружие в чужих руках, мучительной занозой засела в его мозгу. И мука эта продолжалась недолго – голый, оскалившись, ударил его мечом в горло. Оракул, не сгибая колен, пластом повалился на спину. Голый шагнул вперед, поскользнулся в луже крови, поднялся и двумя ударами добил оракула. Скрипнул перерубленный шейной позвонок, лопнули лоскутки кожи, еще удерживающие отсеченную голову.
Голый отдышался, вытер меч о волосы убитого и, подумав немного, неторопливо раздел труп, оставив на нем только нечистую, пропитанную потом набедренную повязку. Бечевку с деревянной дощечкой убийца невнимательно смахнул в сторону.
Оракулы вышли к старому гнезду довольно скоро – тело не успело еще полностью застыть. Но кровь на теплых камнях Скалы превратилась в сухую ломкую корочку.
ГЛАВА 2
– Как тебе?
– Которая?
– Вон та. На лавочке.
– Блин, говори яснее! Их там пятеро, на лавочке!
– С банкой тоника.
– Они все с тоником... В юбочке такой, коротенькой, что ли? В клетчатой?
– Не, в джинсах.
– Светленькая?
– Да нет, рядом. Третья с краю... С другого краю... Короче, по центру. Брунэтка.
– А-а... Ничего.
– В моей группе будет учиться, – похвастал Славик и заглянул в список: – Зайцева Анна. А рядом с ней... вон видишь, рыженькая? Эта, кажется, с тобой... тебя в какую группу записали?
– В третью.
– Ага, есть! – Славик едва не проткнул список пальцем. – Филологический факультет, первый курс, русское отделение, третья группа. Никитина Екатерина. Ух ты, слушай, Никита, – гениальный план! Я только сейчас сам придумал. Короче, подходишь ты к этой Екатерине, и небрежно так: типа – привет! А она тебе: типа, чего? А ты ей: типа – спорим, ты у нас будешь Никитина?! Она, типа, – ой, как ты угадал! У меня и правда фамилия Никитина. Откуда ты знаешь, что я Никитина? А ты: типа – я вообще-то не знал, что у тебя такая фамилия. Совпаденьице. Я сказал, ты будешь Никитина. Позвольте представиться – Никита! И все! Типа – отпад. Врубаешься? Никита – Никитина. Игра слов. Ну как?
– Типа отвали, – сказал я.
– Почему это? Тебе рыжие не нравятся?
– Нравятся. Мне рыжие нравятся. Мне лысые не нравятся.
– Какие еще?.. Ах, блин, гадство...
Славик замолчал. Откинулся на спинку скамейки и, оттопырив нижнюю губу, наблюдал за тем, как бритый наголо тип – судя по ухоженной щетине на вытянутой физиономии, – второкурсник, а то и третьекурсник уже, – сдержанно жестикулируя, разглагольствовал о чем-то перед стайкой девчонок, вчерашних, как и мы, абитуриенток, по-птичьи тесно облепивших скамейку напротив. Девчонки, конечно, хихикали.