Самурай остановился возле одной из внутренних дверей, опустился на колени и громко произнес:

— Господин Ходзё, я привел даймё Ямомото.

— Пусть войдет! — раздалось из-за двери.

— Входи, Ямомото-сан, — самурай показал на дверь, отползая на коленях от входа.

Артем вошел внутрь и услышал за спиной шорох задвигаемой самураем двери. Под этот шорох Артем почтительно поклонился сиккэну, хоть они и виделись не далее как каких-то от силы девять часов назад.

Похоже, государственный муж сегодня вовсе не ложился. На эту мысль наводили усталый вид сиккэна, круги под глазами, бумажные свитки, в большом количестве лежащие возле стола и на столе, кисти и тушечница, которыми явно недавно пользовались, ну, и немалое число бутылочек саке (Артем почему-то был уверен, что они пустые).

— Садись, Ямомото, — сиккэн показал на место за столом перед собой. — Большой меч можешь вынуть из-за пояса и положить на циновки — беседа будет долгой.

Артем сделал, как сказал сиккэн.

— Удивился, что поднял тебя так рано? — Ходзё Ясутоки устало потер переносицу. — Хватит развлекаться, некогда. Пришло время дела. И главное — пришла пора тебе, Победитель Монголов, узнать все и сделать самый важный выбор в твоей жизни…

Сиккэн, чей большой меч висел на стене на специальных крюках, выпрямил спину, засунув большие пальцы за пояс-оби.

— Ты знаешь, как набухает чирей, Ямомото-сан? — с этого вопроса начал государственный муж обещанную длинную беседу. — Под кожей накапливается гной. Красный пузырь под давлением гноя растет, наливается багровым. Если не выпустить гной вовремя, чирей лопнет внутрь, гной побежит по жилам, и человек умрет позорной, некрасивой смертью. Что ты делаешь, когда у тебя вскакивает чирей? Ты идешь к брадобрею, тот разрезает набухший пузырь, выпускает гной и прижигает кожу. Ты благодаришь его и идешь домой здоровым. Потом, когда снова выскочит чирей, ты опять идешь к брадобрею. Точно так же время от времени надо выпускать гной, который накапливается в теле страны. Сейчас чирей набух. Страна в опасности. Слишком много гноя скопилось под кожей. Пришла пора разрезать кожу и выпустить гной…

Тяжелым взглядом исподлобья сиккэн впился в Артема.

— Иногда я жалею, что ты помешал монгольской армии высадиться на берег, помешал им сесть на лошадей, расчехлить луки и с варварским гиканьем понестись по земле Ямато, по которой их повел бы за собой предатель Нобунага…

«Опа! — подумал Артем. — Вот это да! Вот в чем признается второе лицо империи — в том, что он хотел войны для своей страны! За таким барабанным вступлением должен последовать смертельный номер, или я не потомственный циркач. Только вот для сиккэна ли он будет смертельным?»

— Мы бы все равно победили в этой войне, — продолжал сиккэн. И никакого намека хоть на малейшее сомнение в его последних словах Артем не уловил. — Было бы много сражений, погибло бы много воинов. Много городов бы пало. Представь свой Ицудо. Представь монгольскую конницу, быстрой рекой несущуюся по дороге к городу. Как долго смог бы выстоять Ицудо? Как долго ты со своими самураями продержался бы в замке? Монгольские варвары захватили множество городов, они искушены в штурмах, они захватывали и большие, обнесенные высокими стенами города, что им какой-то Ицудо! С другими городами было бы то же самое. Варвары даже могли бы дойти до столицы, даже могли бы взять ее, разграбить и сжечь. Императора дом Ходзё спас бы, в этом будь уверен, мы бы успели увезти всю императорскую семью в безопасное место, но столицу бы наводнили варвары. И это все, — сиккэн сделал кругообразное движение рукой, — весь Дайдайри мог бы пропасть в огне.

Ясутоки отхлебнул какой-то жидкости из простого глиняного стаканчика. И хотя он не сморщился, не втянул носом воздух, но отчего-то Артем не сомневался, что в стаканчике у сиккэна было саке. Даймё несколько задело то обстоятельство, что ему не предложили промочить горло. А он бы не отказался.

Сиккэн поставил стакан на стол с пристуком, словно прихлопывая им всех монголов мироздания.

— Однако в стычках и сражениях по дороге к столице монголы уже потеряли бы половину воинов. А к тому времени, когда они ворвались бы в Хэйан, весть об их вторжении облетела бы все края. Как ручьи стекаются в реки, так воины Ямато, воины всех самурайских домов, стекались бы в отряды, а из отрядов вырастали бы армии. Монахи-воины и даже простые монахи отправились бы сражаться с варварами. Даже разбойники и крестьяне взялись бы за оружие. А понадобилось бы, и женщины стали бы сражаться наравне с мужчинами, как сражалась в войну Гэмпэй женщина по имени Томоэ Годзэн, о чем ты, конечно же, знаешь из хроники «Хэйкэ моногатари». И отныне враг не знал бы покоя ни днем, ни ночью. Волны атак накатывались бы на варварские полчища, едва стихала бы одна, как тут же обрушивалась бы другая. Обратно к своим кораблям, тяжелый от добычи, враг дойти бы не смог. Все дороги из столицы превратились бы для них в дороги смерти. Везде гнили бы их трупы и трупы их лошадей. Каждый горный перевал становился бы еще выше и непроходимее из-за груд наваленных друг на друга тел варваров. Вот как я это вижу, Ямомото…

«Ай-яй-яй, крамольные вещи говорит товарищ сиккэн, — подумал Артем. — Между тем от кого-то я уже слышал фантазии на темы возможной войны, и трактовочка та, надо сказать, разительно расходилась с сиккэновской. Ну, тут уж кто прав, а кто не очень, теперь не узнаешь».

— Слушай дальше, Ямомото. После того как война закончилась бы нашей победой, а недобитые варвары разбежались бы по лесам и лишь единицы смогли бы добраться до своих кораблей и уплыть восвояси, — после этого самурайские дома и большие монастыри взялись бы подсчитывать потери, стали бы вспоминать отгремевшие сражения, похвалялись бы головами врагов и своими подвигами, коих набралось бы высотой с Фудзи. Но главное, все бы вокруг, все в Хэйан и в Камакура, и в первую очередь императорский двор, — все страшно боялись бы нового вторжения, потому что все бы знали, какой ценой далась победа, и понимали бы, что, появись в ближайшее время у берегов Японии флот варваров, высадись армия варваров на берег, и Хризантемная Империя падет. И тогда бы я сказал им: «Мы слабы. Чтобы не быть растоптанными варварами, мы в короткое время должны стать сильными. Я знаю, как это сделать». И никто бы не посмел даже возразить, а уж тем более поднять против моих реформ мятеж. А сделать надо многое, Ямомото, если бы ты знал, как много надо сделать…

Неожиданно — Артем аж вздрогнул — сиккэн врезал кулаком по столу, отчего маленький глиняный стакан перевернулся, и на лакированную древесину стола пролилось недопитое саке. Точно, в стакане было саке — Артем учуял знакомый запах. Ясутоки дотянулся до стаканчика, взял его в руку.

— Очень много надо сделать, Ямомото, очень! Уже давно надо делать, а не болтать, не забываться в веселье и не бахвалиться, чей род древнее и у кого подвигов больше!

Раздался хруст — это сиккэн с силой сжал кулак, и глиняные стенки стакана не выдержали.