– За двоих, - Словарь протянул ему сторублевку.

Водитель принял деньги, и снова стал прокладывать маршрут.

– Что значит «за двоих»? Лично я никуда не еду, - развернувшись к дверям, я собрался, было, выйти на чистый воздух. Но двери уже захлопнулись, точно беззубые челюсти с резиновыми присосками. Водитель, прежде которого я рассмотреть не успел, обернулся ко мне. «И третье животное имело лицо как человек», - вспомнил я тотчас Откровение.

– Sich anschnallen! – рыкнуло из мембраны динамика Животное.
– Всем касается!

Автобус вздрогнул и рванул к железнодорожному переезду.

– Открой дверь, скотина! – крикнул я, ударившись о пластиковую стенку, разделявшую меня и Животное.

– Засохни, - посоветовал Словарь, падая на кондукторское место. – Он глухой.

Было жарко, и Словарь снял куртку с погончиками. Никаких знаков отличия, кроме пары медных заклепок, на погончиках не имелось. Наивно верить сержанту, потерявшему знаки отличия.

– Требую ссадить меня на первой же остановке! – обратился я как можно громче в слуховое окошко Животного. В ответ оно энергично закивало обсаженным рыжею щетиной подбородком. И я более-менее успокоился.

– Мне скоро сходить, – напомнил я Словарю. – Выкладывай, что там у тебя накипело.

– Не здесь, - отозвался Словарь. – На конечной выложу.

– Я на следующей остановке сойду.

– Следующая будет конечная.

– Ты так думаешь?

– Я так знаю, - Словарь вытащил из кармана брюк початую бутылку водки «Rosstof», которую прежде я отчего-то не заметил.
– Расслабься. На сухой желудок трудно соображать.

– Оно меня слышало, - по летящему за окном ландшафту я определил примерное направление.
– На Грайвороновской сойду.

– Не в том роде, - возразил Словарь.
– Это он. И он глухой как воротник.

Искоса глянул я на Животное. Оно продолжало энергично кивать, вращая руль на повороте. И тогда я заметил, что Животное в наушниках.

– Как же оно музыку слушает?
– Я все еще пробовал отыскать в происходящем здравый смысл.

– Инженеры человеческих душ. Куда там, - Словарь отпил из горлышка и криво ухмыльнулся.
– Ты не понял, дружище. Душа у него поет. А дебильники он для вдохновения в уши втыкает. По системе Станиславского.

Я понял. Что такое вдохновение, мне, слава Богу, известно. Я знаю, как это происходит, когда слова сами несутся на бумагу. И система здесь не при чем. Хотя Станиславский действительно пробовал отмычки подобрать к тому, что именуется вдохновением. Набор воровских инструментов. Сначала один ключик, потом следующий, и следующий. И Сезам открылся. Ты уже в шкуре героя. Но, поверь, читатель, героизм в моем положении был неуместен. И это я тоже понял. Понял и сдался. Я сел напротив Словаря.

– Когда конечная? – спросил я, перехватив у него бутылку.

– Хрен его знает, - Словарь выхватил из-за пояса узкий газетный кулек с тыквенными семечками.
– Впадина скользит. Час езды, полтора. А когда и все четыре.

«Ты не удивишь меня, Словарь, - ожесточенно подумал я, размешивая содержимое бутылки.
– Не получится. Не заинтригуешь ты меня. Не дождешься ты от меня больше вопросов. Я многое в жизни повидал. Вот почему я допускаю существование всего, что ни есть. Даже пуговицы от плаща где-то в недрах моей квартиры».

– За разоренный дом, - я приложился к бутылке и выпил ее до дна.

– Закусывать будешь?
– Словарь ткнул мне под нос кулек.

– Нет.

Словарь обиделся и отвернулся к окну. Жаль, что поздно обиделся. Оба скунса, загримированные под старушек, свернули шеи в мою сторону как по команде.

Я сдал им пустую посуду. Я извлек мобильный телефон с твердым намерением дозвониться жене. Соврать ей что-нибудь правдивое. Ложь она чувствует за версту. Но и соврать не случилось. Мы были вне зоны покрытия. Изучая слово «поиск» на фоне божьей коровки, я задремал. Очнулся я, когда уже рассвело.

За окном пролетали нанизанные на проволоку деревянные столбы, точно костяшки на счетах. Словарь, запорошенный лузгой от семечек, пел сонет Шекспира и аккуратно зачесывал назад поредевшие волосы. «Оставь меня, но только не теперь», - вытягивал он тенором. «Раньше бы тебя оставить, гаденыша», - подумал я с тоской, и заново проверил мобильную связь.

Телефон уже успел разрядиться.

– Ну, и где мы?

Словарь оборвал следующий куплет, подул на расческу и упрятал ее в поместительный карман штанов, оттопыренный чуть выше колена.