То есть, Бог знает, что вертелось в уме. Ибо весь я обратился в слух, и тело сверху до низа пронзал горячий стержень. Никогда прежде и после я не стоял так прямо у плиты. Я человек от рождения сутулый.

Хлопнула стальная дверь. Первые возгласы прозвучали невнятно. Потом стало тихо. Я погасил желание снять обувь, дойти до люка и подслушать, о чем внизу Могила с Перцем совещаются. Или за что они водку пьют. Вскипевшим кофе я наполнил большую чашку, и чуть не обварил себя.

– Ты куда пропал, святой отец?

Альбинос уже был за моей спиной. Но чашку я все-таки удержал и не обернулся.

– Я не пропадаю, Могила. Тебе повар нужен. Я повар.

– Удивительная вы личность, падре! Как это нас в детском доме учили? Призрак бургомистра бродит по Европе?

– Ты, Могила, тоже со странностями.

Теперь я позволил себе обернуться, не глядя, впрочем, на Могилу, и как можно более твердо поставил чашку на стол. Присевши подле, я достал сигарету.

– Позвольте огоньку вам поддать, - Могила чиркну зажигалкой.

Я прикурил. Попробовал кофе. Могила улыбался. Возможно, он своей боевой жене так не улыбался. Он был определенно рад моему появлению. Он смотрел на меня, позабыв даже пистолет Макарова опустить. Или Щукина. Кого-то из них.

– Ты не в тире, Могила. Ты на кухне, - сказал я ему, затягиваясь.
– Кофе будешь?

– Буду, падре! Все буду!
– Могила сунул пистолет за пояс, и обнял меня бережно, будто склеенную фаянсовую вазу.
– Водку буду! Ужинать буду с тобой! Базар вести буду с тобой!

– И с Перцем?

Могила покосился на кипящую кастрюлю.

– С Перцем я мужеложством занимаюсь, - возразил он беззаботно.
– Тебе уже напели. И ты уже против таких сношений.

– Я не против таких сношений. Но я и не священник, ты знаешь.

– Знаю, падре. И это правильно, что ты здесь. Иначе бы тебя заглушили Митя с Гроссмейстером. Им твои реформы хомут.

Могила хлопнул себя для наглядности по загривку.

– А Князю великому сказали бы, что случилось у бургомистра обострение. Типа язва лопнула. Или белка сразила на боевом посту. Что на ужин?

– Как договаривались. Две склянки морфия в растворе. Больше нет.

Светлые зрачки его потемнели. Были бы темные, заблестели бы.

– Верил, что праздник с тобой мне, писатель, - Могилу понесло.
– Показался ты мне. В автобусе не разобрал я тебя. Но после, когда я мусора заделал, показался ты мне конкретно. Есть в тебе что-то мутное. Ты как типа спящий вулкан. У тебя в копилке вроде как пепел, а под ним раскаленная лава булькает. И знай, что не заложник ты мне по жизни. Это Митяю ты заложник. Магистру твоему гнилому, продюсерам, издателям, критикам и прочей свадьбе на костях.

Пока его несло, я надел варежки Дарьи, снял кастрюлю с плиты и слил воду в раковину. Потом открыл брезентовый ранец, достал из него салфетки, достал резиновый жгут, и запечатанный цинковой пробочкой пузырек с питательным раствором, из каких делают капельницы. Этикетку Митя отпарил загодя. Цианида в его медицинском углу не нашлось, а снотворное действует медленно. Так мы прикинули с Митей: пока подействует, свою пулю я успею получить. Могила уже заткнулся, наблюдая пристально за моими приготовлениями. Я выложил теплый шприц на салфетку и взболтал пузырек.

– Сейчас только вмажусь, и пойду, выкину твою бешеную кошку за дверь. Могила в законе. Его слово крепче татарского первача, - поделился вор своими планами.

– Но я-то здесь?

– Нет. Сначала вмажусь.

Могилевский закатал рукав, и вытянул обнаженную руку.

– Если тебе нужнее повар, я останусь, Могила. Если тебе нужней сестра милосердия, она еще в залоге, а я пошел.

– Ладно. Мы не гордые.

Могила перетянул жгутом выше локтя левую руку, в правую руку взял шприц, пронзил иглой крышку, набрал в стеклянную трубочку питательный раствор, и надавил на поршень, выпустив лишний воздух. Обе руки у Могилы оказались тогда заняты, и это был мой шанс. Наклонившись к Могиле, я выхватил пистолет у него из-за пояса. Могила спокойно сделал себе укол, развязал жгут и посмотрел на меня. Глаза его были снова прозрачны и спокойны, точно воды Красного моря в октябре.

– Ты же не выстрелишь, падре. Слабо тебе выстрелить.

– Нет, - согласился я, отступив к плите.
– Не выстрелю. Слабо мне выстрелить.

– Я так понимаю, глупо ждать прихода, - альбинос улыбнулся.
– Что за бурду я вколол себе?

– Витамины.

– Зря. Не знаешь ты, падре, кто за тобой стоит.

– Я знаю, кто за тобой стоит, Могила.

Из люка позади Могилы уже выбрались Матвеев, Дмитрий Кондратьевич и еще трое спасателей. Я спрятал оружие в карман дождевика. Могила кивнул мне и медленно вытянул стилет из голенища.