Шрифт:
– Позвольте пожать вашу мужественную руку, милый Генрих, - торжественно обратился я к лаборанту. Вместо этого я стиснул эколога в объятия, и расцеловал во все лицо, включая губы.
– Вы меня компрометируете, бургомистр! – притворно возмутился Генрих, кое-как отбившись.
– Вам следует сменить ориентацию. Или пол.
– Или потолок, - сострил я, как тогда мне показалось, удачно.
Генрих посмотрел на меня точно я умственно отстающий.
– Потолок у нас 25 тысяч метров, - сказал холодно Генрих.
– Без Шевченко вы хрен его смените. На автопилоте идем. И где он? Хохла только за смертью посылать.
Слова его были услышаны. Ступени трапа загрохотали, и сторожа, дремавшие над пластиковыми бутылками, всполошились. Гот Игорь выхватил сзади из-за пояса обрезанных своих кожаных джинсов пистолет системы «ТТ». Заметался по кабине:
– «Альфа» пошла на штурм! Бронежилет мой никто не видел?
– Дай-ка, - я протянул руку, и гот Игорь сунул в нее пистолет системы «ТТ».
– Бей только по команде!
– проорал он, скрываясь за кресло пилота.
– Команда у них человек шестнадцать! В обойме восемь патронов! Полкоманды успеешь положить, пока Васька огнетушитель в них кинет!
Из люка высунулась голова графа Болконского. Завидев меня с пистолетом, граф сдал назад, но его снизу впихнул, точно пробку, белобрысый авиатор.
Чтобы сократить угол обстрела, Болконский прямо на четвереньках совершил марш-бросок в мои ноги. Чуть не сбил, подлец. Удочку и пустой целлофановый пакет он бросил на низком старте.
– Не казни, владыка!
– запел он точно рыночный продавец, которого стороной обходили домохозяйки.
– Вели слово молвить! Слово хорошее! Честное! Вели, на полном собрании Достоевского присягну! Именем батюшки Руси дай по совести оправдаться!
– Он каннабис курил с утра?
– спросил я готику Марфу, критически изучавшую пустой целлофановый пакет.
– И с обеда. Три по два литра выдул, халявщик.
– Ты вели мне хоть в жерло кинуться! – продолжал зазывать меня шеф-повар Болконский.
– Но суда прошу благородного! Честь по чести как шпик разведчика! Если скажешь, в пучину страшную окунусь и пойду на выселки!
– Какие, мать его, еще выселки?
– свертывая очередной джойнт, поморщился Максимович.
– Пусть молвит, что хотел, и проваливает.
– Молви, шеф-повар, - убрав пистолет, я задымил свернутой Генрихом соломой.
Удаленный пистолет сразу вернул шеф-повару все его наглость, изворотливость и неискоренимую жажду вранья.
– Шеф-повар это легенда. Я профессионал. Со смыслом я готов рискнуть, а без пользы врагам увольте.
– Знакомься, - сказал я Генриху.
– Перед тобой живая легенда. Граф Болконский. Совести у него нет, но родословная имеется.
– От Всеволода Большое Гнездо ведусь, - подтвердил Болконский.
– По существу, граф. Коротко.
– По существу. Коротко. Мотор заглох. Шел на веслах. Волны исключительно встречные. Вижу, славяне уже там. Повернулся в нейтральные воды. Но приказ ваш сохранил. Рискуя быть узнанным, сохранил в письменной форме.
Болконский сбросил обувь, снял правый носок, и подал мне приказ для сотника Лавра мертвых не брать. Особенно, Колю Семечкина.
– Свистит баклан, - немедленно слил его гот Василий.
– На моторе он добрался до взлетной полосы. Потом резину порезал и утопил вместе с движком.
– Я профессионал, - отперся тут же Болконский.
– Там повсюду мои отпечатки остались. Но приказ доставлен. В форме письма.
– Подотрись им, - сказал я шеф-повару.
– Пошел вон.
Болконский вскочил, и отправился к люку, но путь ему заслонила готика Марфа.
– Куда пошел? Рыба где?
– Волны исключительно встречные, - шеф-повар зарыскал печальными органами зрения.
– Поплавок сразу топится. Неводом положено брать.
Готика Марфа критически осмотрела графскую удочку. На леске были нанизаны три материальных части для успешного лова: крючок, маленькое грузило и большая гайка. Марфа безошибочно выбрала гайку.
– Это, что ли, твой поплавок? Ты рыбу-то ловил в этой жизни?
– Я столбовой рыболов, - обиделся Болконский.
– Мне твоя рыба вот где.
Ребром ладони он отсек себе голову. Глова, однако, не свалилась.
– Зайцем летаешь, гнида?
– сторож Игорь схватил Болконского за грудки.
– Кто ночью кашу с тушенкой добил из кастрюли? Ты здесь кто? Ты у нас готовишь, или закидываешься?
– Человек лучше чувствует, когда поел в себя каши с тушенкой, чем когда он просто, - хладнокровно отвел его обвинения шеф-повар Болконский.
– В меня сон без каши не лезет.