Шрифт:
Когда Шломо бен-Иосеф остался один в камере смертников, его взгляд обратился в конец коридора к той черной двери, за которой была камера казни. Каждый заключенный знал наизусть порядок казни. Осужденного за день до казни взвешивают и в течение 24 часов на веревке, предназначенной для него, висит мешок с песком, соответствующий весу жертвы — веревка не должна оборваться. Каждому заключенному — своя веревка, так предписывает закон. Но с течением времени англичане нарушают это предписание, и на одной веревке вешают многих. Ноги и руки осужденного сковывают и одевают на его шею петлю. С десяток человек помогают палачу — офицеры, сержанты, полицейские. Ими командует сам начальник тюрьмы, и ему же отведена главная роль: он нажимает на ручку крана, открывающего двухстворчатую дверь под ногами осужденного. Тело падает в пространство комнаты, находящейся под полом. Считанные секунды бьется осужденный между жизнью и смертью, Он не видит всех приготовлений к казни: перед тем, как ввести его в камеру смерти, на его голову одевают черный мешок. Осужденный одет в свою собственную одежду, которую ему возвращают перед казнью взамен пурпурной одежды смертника. Это тоже делается согласно предписанию закона: власти готовы предоставить осужденному веревку, но не одежду — она еще пригодится другим. По закону казнь должна проводиться по вторникам в 8 часов утра. Но сыны Альбиона не останавливаются перед повешением в любой час ночи, даже не сообщив осужденным о приближении их последнего часа. По закону разрешается вешать только одного человека в день, и тело его должно длительное время оставаться на веревке — пока врач не констатирует смерть.
Английский полицейский часто заглядывает в глазок камеры Шломо. Писать записки и передавать в другие камеры товарищам строго запрещено. Но этот приговоренный к смерти юноша вызывает в полицейском уважение, и он не мешает ему писать. Бен-Иосеф спокойно сидит, погруженный в мир своих мыслей, отрешенный от происходящего вокруг него, подобно принцу, изгнанному на одинокий остров, но не склонившемуся перед победителями. Он думает о друзьях на свободе, о тех, кто сделает выводы из его поступка. Шломо пишет письмо друзьям из «Кена» — «гнезда» Бейтара в далеком Луцке.
— «Тель-Хай» [1] , дорогие братья и сестры!
Завтра я умру. И все же я счастлив. Все свои силы я отдал Бейтару, и теперь мне выпала честь быть первым бейтаристом на виселице. Я горд этим и рад. Жаль, что не могу свободно писать вам. Арабский надзиратель крутится поблизости. Это второе письмо, которое я пишу вам. Дойдут ли они? Я верю, что вы будете гордиться мной и пойдете вперед. Ибо воистину стоит умереть за Бейтар. Я знаю, что после моей смерти больше не будут сдерживаться.
Бен-Иосеф
Я иду на казнь. Но я не жалею об этом. Почему? Ибо я умираю за Родину.
Шломо бен-Иосеф
1
«Тель-Хай!» (Холм жизни — иврит) — название места в Галлилее, где в 1920 году пал в бою Иосиф Трумпельдор. Эти слова стали приветствием членов Бейтара.
Авраама Шейна, которого перевели из камеры смертников за четыре дня перед казнью, Шломо просит передать товарищам последнюю и единственную просьбу: отомстите!
На воле не хотят примириться с судьбой, решено попытаться спасти бен-Иосефа. Разработан план побега, согласно которому один из бойцов «Иргуна», переодетый раввином, пройдет в камеру Шломо и поменяется с ним ролями. В последнюю минуту власти обнаружат обман и накажут спасителя несколькими месяцами тюрьмы. Для выполнения плана требуется подкупить одного из офицеров охраны. Такой быстро нашелся и согласился помочь за 1000 фунтов. Но в последнюю минуту страх победил жажду наживы, и офицер не только отказался помочь, но и доложил обо всем начальству, которое немедленно усилило охрану камеры смертников…
Вторник, 28 июня 1938, последний день в жизни бен-Иосефа. Его навещают друзья. Он ничуть не изменился, все так же спокоен. Посетители взволнованы больше него. Шломо известный молчун, но тут в последний свой день он говорит с друзьями: «Я не надеялся приехать в страну… И все же перешел границу. Жил здесь нелегально, но умру в соответствии с законом… Говорят, что моя операция не удалась. Но, может быть, я послужу примером, и за мной придут другие, более удачливые… Израильская молодежь узнает, что Родину не покупают за деньги, а завоевывают кровью и борьбой… Передайте друзьям, что я не сделал этого, чтобы стать героем. А просто потому, что этого требовало от меня мое национальное чувство… Моя война окончена, но вы должны продолжать ее до победы».
Последние приготовления окончены. С восходом солнца на флагштоке над крепостью будет поднят черный флаг. Мешок с песком, равный весу бен-Иосефа готов к испытанию веревки. С наступлением последнего вечера беспокойство охватывает всех заключенных, даже арабских. В день казни двери камеры останутся закрытыми. Ведер не вынесут и после казни. Таков порядок. Неожиданное чувство братства охватывает всех заключенных — арабов и евреев. Ужас смерти сплачивает их всех против палача. Там на свободе беснуются арабские бандиты, убивая мирных жителей. А здесь в царстве смерти стерлись грани между нациями. Арабы научились уважать душевное мужество бен-Иосефа. Они не привыкли видеть юношу, так стойко встречающего смерть. Даже тюремные власти относятся к нему с преувеличенной вежливостью.
В полночь бен-Иосеф ложится спать, но в 2 он уже снова бодрствует. В 3 часа он просит стакан чаю. В 7 часов утра перед казнью, Шломо умывается и просит еще стакан чаю. Он чистит зубы и приготовляется к смерти. Он восходит на эшафот спокойно и с широко открытыми глазами. Никто из окружающих не замечает в нем и тени страха или беспокойства. Такой духовной силы, такой способности преодолеть страх последних минут никогда не видели приставленные к этому страшному месту надзиратели и офицеры. Спустя много месяцев они будут вспоминать этого парня из Рош-Пина. Сам начальник тюрьмы, исполнитель приговора, будет рассказывать о мужестве бен-Иосефа каждому гостю, который придет в царство ужаса. Он объяснит посетителю, что каждый араб, приговоренный к смерти рыдает и кричит от ужаса. Каждого из них приходится тащить к виселице почти в бессознательном состоянии, а он — израильский бунтарь, шел с высоко поднятой головой, гордо, с песней на устах… Когда полицейские хотели одеть ему на голову черный мешок, Шломо сказал им, что в этом нет необходимости — вид ужасного спектакля не пугает его. Но когда ему объяснили, что этого требует закон, он позволил одеть мешок, не сопротивляясь. При казни присутствовали начальник тюрьмы, несколько английских и арабских офицеров полиции, один еврей-офицер полиции Реувен Хазан. Он рассказывает:
— В день казни на дороге Хайфа — Ако были размещены усиленные патрули и был дан приказ задержать каждого еврея, который попытается попасть в Ако. Только шести бейтаристам из верхней Галилеи было разрешено ждать у ворот тюрьмы пока им не передадут тело казненного…
В 8 часов утра в его камеру вошел английский сержант Колтс. Приговоренный, улыбаясь, сделал несколько шагов ему навстречу. На него надели наручники и вывели из камеры. Он шел выпрямившись и пел одну из песен Бейтара — «Два берега у Иордана» [2] .
…Звуки этого пения до сих пор звучат в моих ушах и волосы встают дыбом, когда я вспоминаю последние ужасные минуты… Когда на его голову надели мешок, он крикнул:
— «Да здравствует Жаботинский!»
У виселицы он стоял все так же прямо и спокойно и не переставал петь. Его голос был чист, и слова звучали четко и понятно… В последнюю секунду я вышел, я больше не владел собой…
2
«Два берега у Иордана — и тот, и другой принадлежат нам» — песня, написанная Владимиром Жаботинским.