Эд нагнулся над колыбелью. Младенец выпростал ручку из-под одеяла и сделал безуспешную попытку дотянуться до ножен на поясе отца.

– Смотри, он уже сейчас тянется к оружию! – радостно сообщил Эд. – Это настоящий воин – уже в колыбели!

Азарика хотела объяснить, что малыш ничего такого пока не понимает, что оружие для него – всего лишь блестящая игрушка…

Но промолчала.

– Да… «Нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое», но это было уже в веках…», – пробормотал Фортунат.

– Ты о чем?

– В свое время ты рассказал мне историю своей матери. Сегодня мне показалось, что я выслушал ее во второй раз.

– Когда я был в плену, то слышал от рабов из Британии историю о волшебнике Мерлине и короле Артуре, в которую они верили больше, чем в Святое Писание. Похоже, у колдунов и колдуний это просто болезнь – продвигать своих воспитанников на престол.

– Да, Юдифь ведь тоже обвиняли в колдовстве… А потом Одвин. И твоя мать.

– Причем Одвин, похоже, пытался дважды повторить эту попытку. Вначале он хотел сделать Царем Правды Черного Гвидо. А когда Гвидо понял, что дело его проиграно и мятеж его провалился, он вручил Одвину свою дочь и доказательства ее происхождения… а дальше мы знаем.

– И он укрылся с ней в Туронском лесу. Кто угадает теперь, каковы на деле были его помыслы, если он даже имя ей сменил с франкского на бретонское? Хотя… на бретонское ли? Если он почитывал это, – Фортунат дотронулся до книги на столе, – ему, вероятно, слышалось в этом имени и нечто иное. Я знаю по-еврейски всего несколько слов, но припоминаю нечто похожее. «Свет»… или нет, «сияние». Nomen est omen…

– Да, у моего сына хорошие предки – императоры, короли, мятежники, ведьмы, колдуны, иноверцы… – он сказал это без тени насмешки.

– И тебя не смущает то, что ты узнал о Юдифи?

– Смущает? Мне всегда по душе люди, которые борются до конца и умирают, не смирившись. Я доволен, что кровь этой женщины смешалась со слабеющей кровью Каролингов!

Фортунату не слишком нравилось нынешнее настроение Эда. Сказать по правде, оно его пугало. Конечно, все это можно отнести на счет радости и восторга из-за рождения сына…

– И теперь, если я правильно тебя понял, ты собираешься публично объявить о принадлежности своей жены к императорскому дому. О своем же истинном происхождении ты объявить не можешь.

– Так.

– Предвижу большие осложнения. Потому что в этом случае в глазах всех людей вы с женой окажетесь двоюродными братом и сестрой. А подобный брак может заключаться только с личного разрешения папы Римского. Которого у тебя нет. И Фульк сделает все, чтобы этот брак признали недействительным.

– С этим я сам как-нибудь разберусь.

– Однажды ты уже столкнулся с силой церкви. И чем это кончилось?

– Тогда я и понял, что с церковниками нельзя идти на уступки. Все равно обманут.

– Ты говоришь это мне, священнику?

Но Эд уже не слышал его. Видно было, что его ничем не собьешь.

– Ты слишком радуешься, – заметил Фортунат. – Это не к добру.

– Я радуюсь потому, что понял замысел Одвина. По нашим обычаям женщина не имеет права наследования, хотя может его передать. А Одвин явно хотел видеть свою приемную дочь на троне. Каким же образом он мог этого добиться? Только подыскав ей такого мужа, который мог бы ее право утвердить. Но ведь так в конце концов и получилось! Моя жена – королева не только по праву брака, но и по праву рождения! И кто усомнится в законности права Ги на корону Нейстрии? Слабоумный недоносок под крылышком Фулька ему не соперник. Как ни зла судьба, а справедлива. Все совершилось именно так, как должно было произойти.

Фортунат удрученно взглянул на своего духовного сына. Похоже, вс испытания минувшего года послужили лишь к укреплению его гордыни. Похоже, он забыл уже о недавних терзаниях, и раскаяние гораздо дальше от него, чем было прежде.

– Но ты понимаешь, что теперь тебе поневоле придется обо всем рассказать жене?

– Да. Я был неправ, пытаясь скрыть тайну. Конечно, ее и надо было скрыть, но не от нее. Достаточно лжи.

Фортунат молча осенил его крестом.

Разговор затянулся за полночь, и единственным его свидетелем был Ги, мирно спавший в своей колыбели. Азарике очень хотелось приоткрыть ставню и вдохнуть свежего воздуха, но она боялась, что сквозняк повредит ребенку.

– Ты мог бы открыть все это и раньше, – произнесла она наконец. – Выдержать такое одному…

– Я выдержал.

– Теперь я понимаю… – задумчиво произнесла она, – что… твоей матери было известно все… или почти все. И знание это она использовала как оружие против принцессы Аделаиды… а может быть, и короля Карла.

– И это все, что ты можешь сказать?

– А что я должна сказать?

– Но ведь все переменилось. Раньше я был Каролинг, а ты – нищая ведьма. А теперь оказалось, что я – безродный простолюдин, а ты – имперская принцесса… по прямой линии от Карла Великого!