Я кивнул, потому что ее мнение совпадало с моим, но говорить ничего не стал, чтобы не перебивать.

— Я провела в том приюте, он назвался Коулман-Хаус, около шести месяцев, а потом вернулась уже в другую семью. Но связь с Энн продолжала поддерживать. Моя новая семья жила в Барнете, это недалеко от Камдена, так что мы иногда встречались. Гуляли, выпивали, немножко покуривали, болтали обо всем. Но потом, честно говоря, я стала уставать от всего этого. Не хотелось прожигать жизнь впустую, хотелось что-то сделать, жить как-то по-другому, найти работу, пойти учиться в колледж. Я познакомилась с Грантом… — В этом месте она взяла парня за руку, и на его лице появилось такое грустно-мечтательное выражение, которое можно увидеть в дешевых романтических фильмах. Не знаю почему, но я проникся к парнишке симпатией. Когда видишь юных влюбленных, на душе становится как-то светлее. — В общем, на какое-то время мы с Энн разошлись, но в последнее время снова сблизились. Мне показалось, что она повзрослела, начала задумываться о своей жизни, искать возможность изменить ее. — Андреа вздохнула. — Но было уже поздно. Для таких, как Энн, все случается слишком поздно. Многие из наших знакомых уже махнули на нее рукой, и некоторые даже считали, что она сама во всем виновата, что получила по заслугам. Характер у нее и впрямь был не сахар. Вспыхивала как спичка. И еще она никогда никого не слушала и всегда поступала по-своему. Но я вам так скажу: Энн была хорошим человеком. И для меня она очень много значила.

Упоминание Коулман-Хауса пробудило и во мне кое-какие воспоминания. О последних днях в Лондоне, закончившихся кровью и убийством. О коротком романе, который мог бы перерасти в длительные отношения, но завершился, так толком и не начавшись. О женщине, которую звали Карла Грэхем и которая одно время управляла тамошним приютом. Я подумал, что, может быть, даже любил ее, но заставил себя отогнать вставший перед глазами образ, напоминающий о событиях, которые не хотелось вспоминать.

Я положил перед собой блокнот и записал кое-какие детали из показаний Андреа, потом поднял голову, посмотрел ей в глаза и спросил, покончила ли Энн с собой.

— Полиция ведь придерживается такой версии, верно? — ответила она, отводя взгляд и делая вид, что ее это не интересует.

— Да, — добавил Грант. — И уж они-то знают лучше.

— Возможно, — сказал я. — Но что вы думаете?

— Думаю, так оно и было, — кивнул Грант и, словно для того, чтобы убедить меня в том, во что не верил сам, продолжал: — Последние месяцы получились для нее особенно тяжелыми, а потом еще и Джейсона застрелили. Слишком много всего свалилось, вот она и не выдержала.

Андреа вздохнула:

— Грант, наверное, прав. Скорее всего так и случилось.

— Вы давали показания в полиции?

Они ответили не сразу. Грант отвел глаза. И все же Андреа не выдержала молчания.

— Нас никто и не спрашивал. Наше мнение никого не интересовало. Их вообще не интересовало, что случилось. А сама я с ними не связывалась. У меня о полиции не очень хорошее мнение, так что я стараюсь держаться от них подальше.

— За время расследования, — сказал я, — у меня сложилось впечатление, что Энн Тейлор была девушкой с сильным характером. Она провела много лет в приюте. Согласно данным статистики, те, кто прошел такую суровую школу, менее склонны к самоубийству и легче переносят жизненные трудности, чем те, кто воспитывался в тепличных условиях. Они более привычны к ударам судьбы, их тяжелее сломать, потому что они уже прошли через многое и выстояли. Вы согласны с такой оценкой?

Андреа неуверенно кивнула:

— Отчасти. Да, Энн была не из слабых, но и она чувствовала боль так же, как все остальные. Неуязвимых не бывает.

И это я тоже знал.

— Когда вы в последний раз видели Энн живой?

Андреа задержалась с ответом, и я заметил, что Грант пытается поймать ее взгляд.

— Кажется, примерно за неделю до ее смерти. Что-то вроде этого.

— То есть до убийства Джейсона?

Она кивнула.

— А вы не ходили к ней потом? На похороны? Или просто выразить соболезнования?

Девушка покачала головой:

— Нет.

Я не поверил ей. Андреа определенно лгала. И Грант тоже. Но почему?

— Странно. Она же была вашей подругой. Опекала вас в приюте, когда вы попали туда в первый раз. Защищала. Помогала, когда вам требовалась помощь.

Услышав в моих словах упрек, Грант решительно вступился за свою девушку.

— Мне не нравится ваш тон. И что это за вопросы такие? Мы пошли вам навстречу, согласились поговорить, хотя и не обязаны. Все, хватит. Идем, Андреа. — Он стал подниматься, и она с секундной задержкой последовала его примеру.

— Если вы сейчас уйдете, я пойду в полицию и назову ваши имена. Я также передам им улики, указывающие на то, что Энн, возможно, и не покончила с собой. Вас обязательно найдут, и тогда уж вам придется говорить. И если попытаетесь что-то скрыть, они выяснят это и заставят выложить все.

Парочка остановилась.

— Если же вы поговорите со мной, я сделаю все возможное, чтобы защитить вас как свидетелей. О нашем разговоре никто не узнает, и вас уже никто не побеспокоит.

Грант сел. Андреа вздохнула и переменила позу. Некоторое время все молчали, чувствуя себя довольно неловко.

Я уже собирался повторить последний вопрос — думает ли Андреа, что ее подруга покончила с собой, — когда вспомнил кое-что из первого разговора с Эммой Нилсон.

— Мне известно, что Энн в последнее время посещала психиатра. Можете рассказать об этом?

Они переглянулись. Оба занервничали, и это было видно невооруженным глазом.

— А что вам известно? — спросил после небольшой паузы Грант.

— Мне известно немногое, но выяснить остальное не составляет труда. Вы можете помочь мне сэкономить время.