— Не помню.

— С удовольствием повторю. Профессор читает лекцию: во всех языках, говорит, двойное отрицание означает утверждение, но нет такого языка, в котором двойное утверждение было бы отрицанием… И голос из аудитории: «Да ладно!»

И вдруг весело нам стало! Легко.

— Да ладно!

Вот это уже тост.

Выпили за родной язык как за последнего нашего живого героя.

— Хорошо прошло!

— Это хорошо, что анекдотов больше нет, — снова стал рассуждать Павел Петрович. — По крайней мере, это не страх, а все еще ожидание. Тут главное — историю не торопить.

— Матушка моя любила повторять к месту и не к месту, — вспомнил тут я, — потребуются три поколения, три поколения! Я думал это у нее от склероза, теперь понемногу стало доходить, что она имела в виду.

— Старческий склероз, между прочим, не такая бесполезная вещь, как все думают. К уходу надо подготовиться, это я тебе как врач говорю.

— Возможно. Она меня уже и за брата своего принимала, и за мужа, которого давно похоронила, и за отца своего, который умер еще за двадцать лет до моего рождения…

— Это она уже по туннелю взад-вперед бегала. Сунется, призрака увидит, испугается — и назад к тебе. А про три поколения она сущую правду говорила: три поколения наша историйка как корова языком слизнула. Преемственности никакой не осталось. Сегодня она наблюдается только у «новых бывших», коммунистов да чекистов, но и у них связь поколений, слава Богу, рвется. Выпустить хотя бы безвременье на свободу! Если использовать прежние партийные формулировки, «неотложные меры по дальнейшему ускоренному развитию первобытного общества» у нас уже предпринимаются… А вот когда все уляжется по параллели и застоится как следует, тогда, не дай Бог, и анекдот возродится, и твоя литература.

— Знаешь, кто бы тебя в кино мог сыграть?! — вдохновился я.

— Зачем в кино? — заважничал Павел Петрович. — Неужто Миллион Помидоров?

— Нет, не твой типаж.

— Тогда кто же?

— Джек Николсон!

— Не знаю такого. На кого он похож?

— На тебя.

— Хороший хоть американец? Я себя не знаю. Ты мне назови, кого я знаю!

Пожалуй, мы были уже пьяны.

— Никого не припомню. Стоп! Увидел… на Фазиля! Есть у него сходная гримаса…

— А Фазиль кто? Где он, кстати?

— Что, ты не знаешь Фазиля!?

— Ну знаю. Его Миллион Помидоров когда-то охранял… а Миллиона Помидоров ты зря недооценил! Не бездельник, как ты. Неленивый человек, а теперь уже и серьезный пацан стал. У него и здесь, у меня, свой небольшой бизнес. Знаешь, мне сколько всего несут! Особенно чачи, чтобы никогда больше не пить… Так у него здесь целый склад образовался.

— Зачем ему? Он же миллионер! Помнишь, Даур удивлялся, зачем Пеле бегать по полю, когда у него уже миллионы? «Был бы у меня миллион, — говаривал он, — так миллион бы бегал, а не я».

— Это только шутка была. Помнишь, он же утверждал обратное: хочу много золота! А на вопрос, зачем так уж много, отвечал: чтобы начать искать золото.

— Это Даур. Поэт и бизнес — вещи несовместимые.

— Как гений и злодейство, говоришь? У бизнеса, быть может, тоже своя муза есть. Кстати, ты, образованщина, у греков разве музы золота не было?

— Не припомню такой.

— А разве мы тогда, по наущению Даура, не за золотым руном направились?

— Может быть. Только оказались на родине Берии.

— Берий — это что, император такой? Или это он бог торговли?

— Работорговли.

— А Меркурий с крылышками на пятках? Крылышки у него всегда золотые…

— Он мужского полу. Вот он, кажется, божок торговли.

— Ну, значит, муза торговли должна быть! Иначе почему это одним прет, а другие никакого таланту к везухе не имеют? Кстати, талант — это что?

— Тайна. У каждого свой.

— Вот видишь, у каждого… А талант, насколько помню из Писания, это деньга такая. Которую нельзя зарывать. А теперь что? Теперь у нас общество потребления! Никто не работает, а каждый зарывает свой талант поглубже и живет как бы на проценты. А тем временем уже и не золота, а воздуха и воды не хватает, Солнце жжется, земля иссыхает… потом вдруг все головкой своей больной удивляются, с чего это кризис? А это похмелье такое вселенское — похмелье потребления!

— Ну ты, Пепе, отрастил бородищу и прямо Марксом стал!

— Только что был похож на Никельса и вот уже Маркс! А мне они оба по…! Только все равно зарытый талант не прорастает и всходов не даст. Пусто! Что, и не осталось ничего? — Павел Петрович потряс пустую бутылку. — Ты больше не принес?

— Только две.

— Опрометчиво. Впрочем, ты не думал меня здесь встретить.

— Я сбегаю!

— Куда? Здесь пустыня. Говорю тебе: чачи у меня залейся! Но она вся на складе у Миллиона Помидоров. — И Павел Петрович указал на таинственную дверь. — Я же не пью! А они мне все несут и несут, чтобы не искушаться больше. Ну, я их кодирую. Бабы и остатки в благодарность принесут, соблазну чтобы не было. У Миллиона Помидоров уже тонны! А как мужик раскодируется, то ничего вокруг нет. Они тогда лезут к Миллиону Помидоров за помощью, а он родственникам и особо близким по особому доверию втридорога назад продает. А тут все родня… Ну, потом они, естественно, назад ко мне на четвереньках ползут кодироваться.