Молодой человек, нахмурившись, снова опустил взгляд на выложенную цепочку, но, после нескольких минут глубокого и интенсивного раздумья, сокрушенно покачал головой. – Нет, я боюсь, так сразу не получится. Трудно. Не знаешь, с чего начать.

– Трудно. Не знаешь, – согласился «господин Ван И». – Когда нет никаких зацепок. А когда есть некий известный тебе круг лиц. Знакомые имена. Может быть, есть смысл применить метод сравнительного анализа. Вернее, синтеза. Ну давайте попробуем начать... с буквы, скажем, ну я не знаю, пусть будет, что ли... «М». – Он указательным пальцем вытащил из первой цепочки, сложенной из двенадцати карточек, названную им букву и протянул ее по столу сантиметров на десять вниз, после чего снова встретился глазами с Ивановым.

Олег, обменявшись со стариком продолжительным взглядом, медленно, как бы осторожно и даже нехотя, опустил глаза на цепочку букв, в которой только что образовалась одна пробоина; после недолгого повторного ее разглядывания тяжело вздохнул, как-то сразу ссутулился, правда, тут же снова расправил плечи и, уверенными неторопливыми движениями, по очереди, одну за одной, вытянул из нее все оставшиеся одиннадцать карточек, пристраивая их, как состав к паровозу, к опущенной чуть вниз букве «М» и соорудив таким образом два новых ряда букв, следующих один за другим и состоящих каждый соответственно из семи и пяти карточек.

В кабинете на какие-то мгновения воцарилась звенящая тишина. На черной полировке стола, с двух белых кроссвордных строчек, на присутствующих демонстративно взирали два отчетливых слова: «MICHAEL» «BUTKO». Через несколько секунд в помещении раздался тихий и немного скрипучий нервный смех.

– Интересно... – покачал головой заместитель парижского резидента, не отрывая глаз от стола, – очень интересно. Ну и... что же сие... должно означать? – Он продолжал смотреть вниз, перед собой, и потому было не очень понятно, кому же непосредственно адресован его вопрос.

– Сие должно означать... – несмотря на безадресность вопроса, ответил, как, наверно, и следовало предполагать, самый старший из присутствующих, правда не по возрасту, а по положению, – что продолжение начатого нами сегодня разговора для вас, Михаил Альбертович, состоится уже в другом кабинете, и... с иным составом участников. – Ахаян встал со своего места, подошел к двери, и, приоткрыв ее, молча сделал кому-то вежливый приглашающий жест рукой.

Через мгновение в кабинете уже стояли двое мужчин, в разного цвета и покроя костюмах, но примерно одинакового крепкого телосложения и, что самое интересное, очень похожих друг на друга не только какими-то задумчиво-угрюмыми выражениями своих лиц, но даже и их чертами.

– Разрешите официально представить, если вы еще не знакомы, – обращаясь к сидящим за столом, Василий Иванович сделал жест рукой в сторону вошедшего первым и стоящего сейчас ближе к нему мужчины в черном костюме-тройке, который, несмотря на всю их схожесть, выглядел заметно старше своего коллеги-напарника. – Заместитель начальника отдела внутренней безопасности, подполковник Курилович Сергей Сергеич. – Представлять младшего коллегу Ахаян не стал.

Курилович, после сделанного представления, едва заметно кивнул головой и произнес спокойным, абсолютно безынтонационным голосом, но от которого Иванову, вполоборота повернувшемуся на своем стуле в сторону стоящей сзади него группы, почему-то сделалось немного не по себе:

– Майор Бутко. Михаил Альбертович.

Бутко, после небольшой паузы, медленно поднялся с места.

Курилович, не сводя с него своих жестких сверлящих глаз, прежним голосом, но уже с подчеркнуто вежливой интонацией обратился к нему со словами, которые ни для кого из присутствующих в кабинете неожиданностью не стали:

– Прошу вас сейчас пройти с нами. Нам надо задать вам несколько вопросов. – Он повторил, но уже более сухо, в то время как его рука четким военным жестом указала на дверь: – Прошу вас.

Человек, к которому была обращена эта просьба-приказ, опустил голову и, после некоторого колебания, не говоря ни слова, направился к двери.

Через секунду от всего состава участников последней сцены в кабинете осталась ровно половина.

Ахаян медленно вернулся на свое место, но прерывать возникшую паузу, что именно ему, в общем-то, было как бы положено по статусу, он, тем не менее, не спешил.

– Н-да, – послышался негромкий вздох со стороны самого молодого из присутствующих персонажей, и этот вздох, наконец, разрядил некоторую напряженность затянувшегося молчания.

– Что, н-да? Мотай на ус, – услышал автор произнесенного междометия от своего самого большого и единственного оставшегося в кабинете начальника.

– В смысле? – поднял на него глаза автор.

– Что, в смысле? Думай, что надо делать, чтобы за тобой однажды тоже вот так вот два таких же архангела не притопали.

– Надо быть разборчивым в связях, – не очень внятно пробурчал Иванов, снова потупив взор.

– Во как отвечает, – усмехнулся Ахаян и перебросился взглядом с человеком, сидящим в кресле. – Как мы, в свое время, на партсобраниях. – Он снова посмотрел на своего молодого подчиненного и наставительно протянул: – Не разборчивей надо быть, а умнее. Понимаешь, Олежек, ум-не-е! А это значит, что надо всегда помнить о том, что человек, который там наверху, он все видит. Без исключения. И всех. Насквозь. И ни один наш поступок не выпадает из поля зрения. И все, буквально все, черным по белому записано в нашей Великой Книге... Перемен. И архангелы все эти это только так, функция, инструмент. А кара и воздаяние они всегда идут оттуда. – Василий Иванович вознес вверх свой длинный тонкий палец и в этот момент почему-то немного напомнил Олежеку виденного им чуть больше месяца назад, по телевизору, архиепископа Парижского, выступавшего с пламенной речью за запрет ношения хиджабов во французских школах, хотя, если быть до конца точным, архиепископ на вид был чуть полней и пониже ростом.