— Петр Ионов. Служу здесь невдалеке в артиллерийской части.

— Вы в Красной Армии?

— Да.

Он продолжал расспрашивать меня дружески и просто. Через несколько минут мы уже беседовали, словно знали друг друга давно. Его фамилия была Ванин. В отряде он служил авиационным механиком.

Закурив, мы сели на бревна, сложенные во дворе под навесом. Я рассказал Ванину о своих неудачных попытках поступить на службу в авиацию.

— Это было еще до Октябрьской революции. Служил я тогда в тяжелой артиллерии. Подавал не один рапорт о переводе меня в авиацию, но каждый раз получал отказ.

Мой новый знакомый обещал помочь и переговорить о моей просьбе с начальством.

Во время нашей беседы мимо нас прошел, направляясь в канцелярию отряда [1] , человек без фуражки, в штатском костюме: в серых брюках и белой рубашке навыпуск, подпоясанной черным шелковым пояском. Ему было лет двадцать пять — двадцать семь. Это был летчик-наблюдатель, бывший офицер царской армии Николаев. Обращаясь к моему собеседнику, он сказал:

— Товарищ Ванин, вас просили зайти в технический склад.

Мы встали. Вместе с Ваниным я направился на соседний двор, где находился технический склад отряда. Там у дверей склада стояли двое. Один, в матросском костюме, пожилой, худощавый, с голубыми глазами и небольшими подстриженными рыжеватыми усами, что-то рассказывал, поминутно чертыхаясь и размахивая руками. Его слушал, заложив руки в широкие серого цвета брюки-галифе, плечистый высокий мужчина лет двадцати пяти. В фигуре этого штатского и в выражении его лица чувствовался человек, уверенный в себе, привыкший приказывать и готовый спокойно и смело встретить опасность.

— Петр Васильевич, — сказал ему Ванин, — вот товарищ очень просится к нам на службу. Сколько лет пытается поступить в авиацию. Доброволец Красной Армии, фронтовик.

На меня смотрели те смелые, немигающие серо-стального цвета глаза, с представлением о которых был неразрывно связан в моем воображении образ летчика.

— Ваш командир отказал мне, — откровенно признался я. — Очень прошу вас, товарищ, помочь мне поступить в отряд.

Петр Васильевич удивленно взглянул на меня и ответил:

— Расскажите подробно о вашем разговоре с командиром.

Я рассказал. Слушая меня, Ванин и моряк многозначительно переглядывались. Петр Васильевич, ознакомившись с моими документами, спросил:

— Кем же вы хотите быть?

— Право, не знаю. Я хочу быть летчиком. В крайнем случае готов поступить на службу в отряд на любую должность, буду учиться, — отвечал я с зарождающейся надеждой.

— У нас не школа, а боевая авиационная часть. Учеников мы не набираем. — Как приговор, прозвучал ответ моего собеседника. Обращаясь к Ванину и моряку, он, неожиданно улыбнувшись, добавил:

— Пойдемте все просить командира. Авось примет.

Уже на что-то вновь надеясь, я шел вслед за Петром Васильевичем вместе с Ваниным и моряком.

Замедлив шаг и поравнявшись со мной, Петр Васильевич спросил, знаю ли я хотя бы основные части самолета и смогу ли назвать их. Мой ответ, видимо, удовлетворил его. На вопрос о конструкции моторной установки я, перечисляя основные части, как бы вскользь упомянул коробку скоростей, не будучи уверенным в ее наличии в авиационном моторе. Я отвечал, руководствуясь аналогией с обычным автомобильным двигателем и передаточными агрегатами, устанавливаемыми на автомашинах.

Дружный смех моих спутников прервал мои описания винто-моторной установки на самолете. Я смутился и замолчал. Петр Васильевич, смеясь, заявил:

— Ну, приятель! Насчет коробки скоростей вы фантазируете.

Мы пришли в то помещение отряда, из которого полчаса тому назад я вышел, окончательно потеряв надежду когда-либо летать.

— Что же вы, товарищ командир отряда, не хотите принять на службу этого товарища? — показывая на меня, спросил Петр Васильевич человека в пенсне.

Вместо ответа тот быстро встал из-за стола. Физиономия его вытянулась, сквозь стекла пенсне глядели испуганные маленькие светлые глазки. Он попытался было что-то объяснить, но, встретившись с сурово нахмуренным взглядом Петра Васильевича, тотчас же замолчал. — Товарищ командир, продолжал Петр Васильевич, — мы вот все пришли просить вас принять товарища в отряд. Он доброволец Красной Армии, бывший фронтовик и очень хочет служить в авиации.

Тут Петр Васильевич неожиданно для меня захохотал и, утирая выступившие на глазах слезы, сказал:

— Ах ты самозванец, да я тебя под суд отдам!

Тот продолжал стоять некоторое время по-прежнему с вытянутой физиономией и испуганным выражением глаз. Но потом лицо его постепенно начало расплываться в улыбку, и он уже весело произнес:

— Я пошутил, товарищ командир. А черт с ним, давайте примем! Но куда его принять?

Не летчиком же? — И ехидно добавил: — Может быть, зачислить его в канцелярию отряда писарем?