«Вуазен» Кудряшева оказался в таком состоянии, что его пришлось отправить в разобранном виде по железной дороге в Саратов на ремонт. А вскоре было получено приказание откомандировать Кудряшева и Иванова в Саратов во 2-й авиационный парк для участия в ремонте своего самолета.

В один из последних дней сентября отряд облетело сообщение делопроизводителя Гвоздева: приезжает назначенный в отряд военный комиссар.

О введении должности военных комиссаров в Красной Армии мы слышали и раньше. Но почему-то прошло уже много времени, а комиссара в отряд не назначали.

В течение дня комиссар с командиром отряда появлялись в общежитии, в канцелярии, на аэродроме, в техническом складе. Встречаясь с ним, все здоровались первыми и проходили с видом людей, очень занятых служебными делами. Когда комиссар подходил к работающим, он здоровался, но почти ни о чем не спрашивал. Бледное осунувшееся лицо его оставалось все время озабоченным и хмурым, Он часто кашлял.

Вечером после ужина по распоряжению командира отряда все собрались в самой большой комнате общежития. Было шумно и душно. В ожидании открытия собрания Столяров рассказывал какой-то случай из летной практики. Сидевшие в стороне отрядные балагуры смешили товарищей. Временами раздавался дружный громкий смех.

Комиссар сидел молча, и было заметно, хотя он и пытался это скрыть, что он внимательно всех рассматривает. Наконец он что-то сказал командиру, тот кивнул. Комиссар встал. Все замолкли.

— Товарищи, — начал он, — я назначен к вам в отряд военным комиссаром.

Из рассказа мы узнали, что Павел Кузьмич Левашев, так звали комиссара, москвич, рабочий по ремонту самолетов в Московском центральном парке-складе. В РКП (б) он вступил в июле прошлого года, активно участвовал, как красногвардеец, в боях за Советскую власть в Москве. Левашев ознакомил нас и с военным положением Советской России. Затаив дыхание, слушали мы об угрозе, нависшей над Советской республикой, о наступлении внутренней контрреволюции и интервенции.

Всех очень обрадовало сообщение о том, что нашими войсками взяты Казань и Симбирск. Комиссар рассказал о продовольственных трудностях, которые переживают жители Москвы и Петрограда.

Ответив на вопросы, комиссар спросил, есть ли среди присутствующих коммунисты. Со всех сторон послышались возгласы: «Я коммунист!», «Я тоже»…

— Тогда, — заявил комиссар, — надо организовать ячейку РКП (б). Подходите к столу. По вашим партийным билетам я зарегистрирую вас, а потом мы соберем партийное собрание.

Мошков вскочил с места и возбужденно заявил:

— Какие там билеты? У нас нет билетов. Мы коммунисты не по бумажкам.

— У кого есть партийные билеты, поднимите руки, — сказал Левашев.

Поднял руку только Ванин. Комиссар сказал, что тех, у кого нет партийных билетов, нельзя считать официально состоящими в партии. В ответ поднялся невообразимый шум. Все выкрикивали, перебивая друг друга:

— Я добровольно вступил в Красную Армию, воюю с контрреволюцией, а меня коммунистом не считают.

— Посмотрим еще на тебя, — кричали некоторые, обращаясь к комиссару, какой ты коммунист!

Так хорошо начатое собрание было испорчено. Шум не унимался. Многие повскакивали с мест. А комиссар вдруг дружелюбно заулыбался, нисколько не смущаясь происходившим. Одна за другой возбужденная пара глаз останавливалась на комиссаре, и один за другим замолкали возбужденные голоса.

Воспользовавшись затишьем, Левашев заговорил:

— Товарищи! Я чертовски рад тому, что сейчас слышал и видел. Да, вы действительно все коммунисты, и хорошие коммунисты. Недаром вы почти все добровольцы. Я уверен, что мы будем жить и работать дружно. Я вижу, как дорога вам наша партия и Советская власть. Вы, как сознательные революционеры, понимаете, что у нас должен быть порядок и что каждому, кто состоит в партии, нужно иметь документ, подтверждающий это. Давайте, товарищи, сейчас собрание закончим, а завтра в течение дня, да и вечером, каждый из вас, кто хочет, пусть скажет мне, чтобы я его зарегистрировал, как вступающего в партию.

На этом закончилось собрание, оставшееся для нас памятным надолго. В список желающих состоять в рядах партии записались почти все мотористы и их помощники, многие красноармейцы строевой команды. Из летного состава записались Столяров и Лапса.

Через два дня комиссар собрал всех записавшихся и спокойно объяснил, что по существующему порядку все присутствующие, подавшие заявление о приеме в партию, записываются сочувствующими. На этот раз никто не стал горячиться и спорить: раз установлен такой порядок, что же поделаешь. Комиссар предложил избрать президиум организации сочувствующих из трех человек и рекомендовал выбрать в президиум трех самых сознательных, дисциплинированных и авторитетных из нашей среды. Такое предложение сразу привлекло внимание и, может быть, впервые в отряде, заставило критически посмотреть друг на друга и даже на самих себя, вспомнить и проанализировать все поступки иа службе и вне ее.

Посыпались предложения. Комиссар попросил каждого кандидата, которого выдвигали, коротко рассказать о себе.

Потом о кандидате высказывался кто-либо из присутствующих. Почти каждому давал оценку командир отряда Столяров. Были выбраны: председателем Мошков, заместителем председателя — моторист Кузьмин, секретарем — я.

В заключение комиссар зачитал-грамоту, которая вместе со знаменем была вручена в Москве командованием Красного воздушного флота РСФСР 1-му Социалистическому истребительному авиационному отряду при отправке его на Восточный фронт летом 1918 г.