Стихи в книге легко складываются в тематические группы, — например, стихи о Вильно вообще: «Wilno», «Wjazd», «Zima wile'nska»; памятные литературные места: «Bazilja'nskie Mury»; костелы: «Ostra Brama», «Jakub i Rafal», площади и улицы: «Plac», «Ulica Mickiewicza», «Skop'owka» и др. Стихотворение «Wilno» [181] представляет собой рефлексию, связанную с кругом ассоциаций значения, звучания и всевозможных созвучий имени города; автором выделен слог «Wi» («ви», которым, кстати, начинается и его собственное имя — Witold), создающий анафорические рифмы — первая часть стихотворения перечисляет такие слова, трансформируя их значения в имя города. В заключительной части стихотворения дается ряд ассоциативных уподоблений имени города — волне, течению, деянию, ореолу зорь и др.; а заканчивается оно четкой формулой, появление которой подготовлено разворачиванием системы уподоблений: «Имя словно рифма». Поиск смысловых, звуковых, вообще ассоциативных ореолов имени распространен в «поэзии Вильно».

«Въезд» («Wjazd») в город является поводом для размышлений о нем: «О, город, ты весь костел охранный» (8); о его прошлом: «О, город, где тихо ступаешь среди памятников» (8); о его святынях: «Город высокий, святыням которого / не нужны витражи» (8); город говорит «каменными словами» (9), а его родословная («выл о тебе железный зверь») сравнима лишь с иным, Вечным городом (римская аналогия импонировала, кажется, всем). Хулевич вглядывается в архитектуру, в которой видит одновременно произведение искусства и свидетельство истории:

В другом стиле и в духе совсем другого художественного течения воплощает поэт свое впечатление от маленькой, характерной Для Вильно улочки в старой части, Скопувки (Skop'owka, рядом с университетом):

Складывается впечатление, что архитектурные ансамбли (в особенности костелы — вероятно, как наиболее художественно завершенные) порою диктуют поэтам стилистику их описаний. Эту особенность поэтики отмечал и Буйницкий, — не только у Хулевича, но также у Добашевской и Лопалевского [182] .

В кругу общих ассоциаций пребывает и стихотворение, давшее название книге, «Город под облаками» (11). Оно подразумевает и конкретный пейзаж («Таких облаков, как над Вильно, нет ни в одном краю»), и зрительный иконический образ, и метафорический смысл (слово chmury означает также и тучи). Последний проясняется далее в перечислительных синтаксических конструкциях: «облака как стены [chmury jak mury], облака как громкий плач, / облака как твердая присяга верности и веры» (11). Облака над городом стали устойчивым мотивом у разных поэтов (Казимира Иллакович, Чеслав Милош и др.), их «родословная» восходит, конечно, к Мицкевичу («Пан Тадеуш»):

Тематическим центром у Хулевича является костел — прежде всего Остра брама, где словно сошлись дороги с востока и с запада («А у выхода костел словно стража» (12)), но также и другие. Едва ли не каждому из них посвящено отдельное стихотворение, названное соответствующим именем: «'Swieta Katarzyna», «Jakub i Rafal», «Franciszkanie» «Miesjonarze» и др. Храмы очерчивают архитектурное и духовное пространство города. В первом из названных стихотворений костел «воздушный и белый» уподобляется «саксонской вазе» (44); подобное сравнение встречается и еще: «На горе костел из фарфора, / такой легкий, что хотел вспорхнуть» (50). Уподобление архитектурных и скульптурных элементов барокко цветку (например, в стихотворении «Антоколь») становится у поэта устойчивым мотивом; здания нередко описываются в женской или мужской ипостаси, в динамике (даже в стихотворении под названием «Неподвижность»). «В поэтическом спектакле костелы прежде всего становятся „живыми камнями“… анимизированными и персонифицированными, они выступают во взаимных действиях, отношениях, оппозициях», — отмечал Буйницкий [184] .

Еще один характерный и для Хулевича мотив проиллюстрируем строками другого поэта, Владислава Арцимовича: «Взметнулись две башни костела в небо / как руки монахинь рыдающих» [185] .

Православный собор у Хулевича — «Monaster 'Sw.Ducha» — единственный удостаивается внимания автора из церквей этой чужой и чуждой ему конфессии. На православные храмы переносится, по всей видимости, общее отношение к России, прочитывается историко-политический контекст, в который вписаны и архитектурные усилия Муравьева-«вешателя».