— Между мной и мисс Алисой только взаимная симпатия, дружба, если хотите.

— Интересный вы друг, если собираетесь с ней так поступить.

— Мы оказываем друг другу услугу: ей нужна перемена в жизни, а мне нужна удобная мастерская. Это взаимовыгодный обмен, у друзей такое бывает.

— Если оба знают про этот обмен…

— Джан, ваши поучения меня достали.

— Она вам не нравится?

— Она не в моем, а я не в ее вкусе. Вот видите, у нас вполне взвешенные, спокойные отношения.

— Что вам в ней не нравится?

— Послушайте, Джан, а вы, часом, не для себя почву прощупываете?

— Было бы нелепо и грязно делать такую вещь, — провозгласил явно захмелевший Джан.

— Да, с головой у него плохо, — пробурчал Долдри себе под нос. — Ладно, скажу яснее, чтобы вы поняли. Вы, случайно, не пытаетесь мне сказать, что вы к Алисе неровно дышите?

— Я еще не начал свое расследование, а вам уже не нравится, как я дышу! И что это вообще такое «неровно дышите»?

— Прекратите делать из меня дурака. Всякий раз, когда вам это выгодно, вы притворяетесь, будто не понимаете! Вам нравится Алиса? Да или нет?

— Ах так! Ну извините! — возмутился Джан. — Все-таки я первый задал вам этот вопрос!

— А я вам ответил.

— Вовсе нет! Вы увильнули свой ответ!

— Я даже не задумывался над этим. Как же я могу вам ответить?

— Обманщик!

— Не смейте так говорить. Я никогда не вру.

— А Алисе врете.

— Ну, вот вы себя и выдали. Вы назвали ее по имени.

— Я забыл сказать «мисс», это разве что-то доказывает? Это рассеянность с моей стороны, потому что я выпил немного лишнего.

— Только немного?

— Да вы не в лучшем виде, чем я!

— Согласен. Ладно, раз уж мы напились, может, совершим путешествие на край ночи?

— А где он находится, ваш край ночи?

— На дне следующей бутылки, которую я закажу, или на дне второй, это уж как пойдет.

Долдри заказал отличный старый коньяк.

— Если бы я влюбился в такую женщину, как она, — сказал он, поднимая бокал, — то единственное доказательство любви, которое я мог бы ей предоставить, — это убраться куда-нибудь подальше, хоть на край света.

— Я не понимаю, как это может быть доказательством любви.

— Просто ей не нужен тип вроде меня, ей от таких надо держаться подальше. Я одиночка, закоренелый холостяк со своими привычками и причудами. Ненавижу шум, а она очень шумная. Терпеть не могу, когда кто-то находится рядом со мной, а мы с ней живем дверь в дверь. К тому же самые лучшие чувства в конце концов тускнеют, все обесценивается. Нет, поверьте мне, в любви главное вовремя уйти, пока не поздно. А в моем случае «пока не поздно» означает «пока не признался». Чему вы улыбаетесь?

— Я наконец-то нашел общее между нами, мы оба, и вы и я, считаем вас неприятным типом.

— Я копия своего отца, хоть и притворяюсь другим. Поскольку я вырос с ним под одной крышей, я знаю, с кем имею дело, когда утром гляжусь в зеркало.

— Ваша мать никогда не была счастлива с вашим отцом?

— Чтобы ответить на этот вопрос, приятель, нам нужно снова промочить горло. Правда лежит на глубине, которой мы еще не достигли.

Три бутылки коньяка опустели, ресторан закрывался, и Долдри попросил Джана найти какой-нибудь приличный бар. Джан предложил отвести его в заведение, расположенное неподалеку, на той же улице: оно закрывалось только под утро.

— То, что нужно! — воскликнул Долдри.

Они прошли по улице, следуя строго вдоль трамвайных рельсов. Джан ковылял справа, а Долдри слева. Когда мимо ехал трамвай, оба отскакивали в сторону лишь в самый последний момент, несмотря на настойчивые сигналы.

— Если бы вы знали мою мать в Алисином возрасте, — сказал Долдри, — вы бы увидели самую счастливую женщину в мире. Моя мать настоящая мастерица притворяться, в ней погибла великая актриса. На сцене ей бы не было равных. Но по субботам она не притворялась. Да, думаю, по субботам она действительно была счастлива.

— Почему по субботам? — спросил Джан, опускаясь на лавочку.

— Потому что отец на нее смотрел, — ответил Долдри, усаживаясь рядом. — Он был внимателен по субботам, чтобы легче было уйти в понедельник. Чтобы заранее получить прощение за свое преступление, он был притворно внимателен к ней.

— Какое преступление?

— До этого мы скоро дойдем. И вы меня спросите, почему по субботам, а не в воскресенье, так было бы логичней? А потому, что по субботам мать была еще рассеянна и не думала про его уход. А в воскресенье, когда она выходила из церкви, ее сердце сжималось все сильней и сильней, по мере того как шло время. Воскресный вечер становился пыткой. Как подумаю, что у него хватало наглости сопровождать ее в церковь…