Я стояла, облокотившись на перила балкона, почти час. Два раза под балконом прошли двое охранников. Они видели меня на балконе, но никак не прореагировали. У нас не было запрета выходить ночью на балкон, но нам советовали избегать этого. Я вернулась в комнату, еще немного почитала, а потом погасила свет и легла, хотя спать мне не хотелось.

Кажется, не прошло и десяти минут, как мне показалось, что я слышу детский плач. В первый момент я не поверила своим ушам, даже подумала, что мне это снится, но я была в абсолютном сознании и совершенно бодра. Я напряженно вслушивалась в тишину ночи, и спустя несколько мгновений опять послышался плач ребенка – маленького ребенка, младенца. Признаюсь, я испугалась. Я никогда не видела во дворце детей, пожилых женщин, родственников и других людей, которые могли бы как-то объяснить присутствие в гареме ребенка. Я спала всегда голой, поэтому поднялась, набросила какое-то легкое платьице, первое попавшееся мне в шкафу.

Тихим шагом я подошла к балкону, потому что плач раздавался снаружи. Сначала я прислушивалась, и когда стало очевидно, что плач доносится со стороны левого крыла дворца, я вышла на балкон. Не горело ни одно окно, включая ту часть дворца, откуда, скорее всего, как мне казалось, доносился плач. Через пару минут я услышала шаги. Кто-то быстро шел в ночном полумраке. Наконец я увидела человека в белом, приближавшегося к балкону. Он махал рукой, обращаясь ко мне. Потом подошел к балкону и сказал несколько слов по-арабски, которых я, естественно, не поняла, но было очевидно: он требовал, чтобы я вернулась в комнату.

Я ушла с балкона, но не включила свет внутри. Плач ребенка повторялся еще, но уже реже. Через каких-то полчаса все стихло. Меня охватил страх. Я не могла объяснить, что происходит. Все это выглядело очень загадочно, нереально, по крайней мере, необычно. Я заснула только на рассвете. Я так никогда и не узнала, что происходило той ночью во дворце. Плач ребенка остался загадкой.

Я пыталась узнать что-то от девушек у бассейна, но безуспешно. Кто-то слышал то же, что и я, но никто не выходил на балкон. Я видела, что об этом никто не хочет говорить, поэтому тоже перестала поднимать эту тему. Я до сих пор понятия не имею, что бы это могло значить. Никогда ничего подобного не повторялось в течение всего времени, пока я была в гареме. Естественно, мне и в голову не приходило спрашивать кого-нибудь из стражи.

Это был очередной стандартный день во дворце. После завтрака я немного полежала в ванне, читая какой-то дешевый романчик, потом пошла на обед и сразу из сада, где мы обедали, направилась к бассейну. Там было всего пять-шесть девушек, в основном те, кто решил сегодня пропустить обед. На нем не было и Даниэлы, которая пришла чуть позже и сообщила, что была в спортзале и очень вспотела. «Я сбросила не меньше полкило», – сказала она, гордо показывая рукой на свое удивительное тело.

Неожиданно у бассейна появился охранник. По его поведению было понятно, что что-то не в порядке. В последние месяцы все охранники оставались на территории парка, метрах в тридцати от ограды бассейна, и наблюдали за нами оттуда. Кто-то из них играл в шахматы, кто-то просматривал газету, но двое-трое всегда следили за тем, что происходит у бассейна.

И вот этот охранник, который подошел к бассейну, сначала почти бегом обошел бассейн и заглянул за небольшую стенку, отделяющую павильон для переодевания от самого бассейна. Он вошел в домик для переодевания, быстро вышел оттуда и бегом удалился через парк. На месте, где сидели охранники, не было никого, а потом двое из них появились у бассейна. У них был взволнованный вид. Мы поняли, что-то происходит, случилось ЧП, но делали вид, будто нам нет до этого дела.

Я вспомнила о том убийстве во дворце, свидетелем которого была, и подумала, что, может, опять что-то подобное произошло. Может, кто-то пытался проникнуть во дворец, может, кого-то убили или поймали? Я предположила, что полиция смогла, по бог знает чьему указанию, выяснить, что происходит за стенами роскошного здания, но сразу же отказалась от этого варианта, понимая, что с помощью денег, какими обладает хозяин, можно обеспечить себе все что угодно и как минимум – неприкосновенность частной территории.

Эти двое остались у бассейна, связываясь по мобильным телефонам с каким-то своим главным офисом. Интересно, что, кроме нас, тех, кто был у бассейна в момент начала тревоги, когда подошел первый охранник, никто из девушек больше не пришел. Очевидно, их задержали в номерах. Что-то происходило.

За час или два до ужина к бассейну пришел один охранник, который дал нам знак, чтобы мы подошли к краю бассейна, где он стоял. На плохом английском языке он сказал, чтобы мы вернулись, естественно в сопровождении охраны, к себе в номера. Я шла впереди охранника, внезапно возникшего как из-под земли. Он молчал, как и я, но помню, что по пути мы остановились в парке, как будто он что-то услышал. Один из охранников, стоящих у дверей при входе в большой холл, сказал мне, чтобы я пришла туда после ужина. «Сразу после ужина», – повторил он. Я с нетерпением ждала, что же будет.

После ужина я пошла к холлу и застала там большинство девушек. Я видела, что они все в нетерпении и взволнованны. Мы не знали, что происходит, и я начала раздумывать, сев рядом с Даниэлой и оборачиваясь вокруг. Что случилось? Всегда в последние месяцы, собственно, с появления Даниэлы, полька сидела со мной и Даниэлой и у бассейна, и на обедах или ужинах. Мы даже умудрялись разговаривать на какой-то смеси славянских языков. В этот раз польки не было.

Мы ждали не больше десяти минут, когда в холле появился тот самый австриец в сопровождении Хафеза. Они стояли перед нами, смотрели на девушек, то на одну, то на другую, и наконец австриец начал: