Шрифт:
– Скажите, как вас зовут и из какой вы страны, я сделаю что-нибудь, чтобы вам помочь…
В этот момент мне показалось, что я слышу шаги. Я мгновенно положила трубку и кинулась к дивану перед столом, на котором лежали журналы и газеты. Через две-три секунды один из охранников вышел из комнаты, о которой я говорила. Он посмотрел на меня и пошел к выходу.
Я была страшно разочарована. Разговор оборвался в тот самый момент, когда его надо было закончить во что бы то ни стало. Я должна была попросить официанта обратиться в югославское посольство или консульство, не знала в то время, есть ли в ОАЭ югославское посольство, но логично было бы таким способом попробовать чего-то добиться. Я не успела, и только вечером, когда легла в постель, поняла, как близко я была к тому, чтобы моя жизнь коренным образом изменилась. Тогда я была в этом уверена. В то же время во мне росла надежда, что мне удастся еще раз дозвониться этому парню и сказать ему, что ему надо делать.
Однажды после приятного ужина с Даниэлой я попросила своего и ее охранника, чтобы они отпустили нас прогуляться по парку. Они обменялись несколькими фразами и дали добро. Конечно, они шли вслед за нами, в двадцати шагах, достаточно далеко, чтобы не слышать, что мы говорим не по-английски. Нам на самом деле понравилась прогулка. Запах моря действовал как катализатор воспоминаний на Даниэлу. Ее охватила ностальгия. Она стала рассказывать о Сплите, а потом нам дали знак, что пора заканчивать. Мы попрощались, Даниэла пошла направо к своему номеру, я пошла дальше прямо. Охранник шел слева от меня. Проходя мимо живой изгороди, я машинально подошла к ней поближе и провела по ней рукой. Это вьющееся зеленое растение было приятно на ощупь. Внезапно я ощутила укус в правую руку. Он был сильнее, чем пчелиный. Я отскочила влево и автоматически подняла руку, чтобы посмотреть, что случилось. В полумраке я ничего не могла разглядеть. Я рассказала охраннику, что случилось, и он повел меня к той части дорожки, которая была лучше освещена. В десяти сантиметрах от локтя виднелся след от укуса. Сначала мне стало щекотно, потом это ощущение сменилось сильным зудом, а под конец я почувствовала первые признаки слабости.
Я была уже в номере. Охранник спросил, нужно ли позвать врача, но я отказалась, считая, что это быстро пройдет. Я ошибалась. Я чувствовала себя все хуже. В какой-то момент я совсем забыла, что со мной случилось, перед глазами у меня вспыхивали какие-то огни, а голова была как чугунная. Меня вырвало, и стало ясно, что мне нужно обратиться к врачу.
Через несколько минут после моего вызова пришел мой охранник. Ему достаточно было взглянуть на меня, чтобы понять, что дело серьезное. Он вернулся с каким-то человеком, и они вдвоем отвели меня по коридору в холл. Там я подождала несколько минут. С улицы было слышно, как подъехала машина, и потом меня внесли в нее. Это была карета «скорой помощи», в которой ожидал врач.
Прямо у дворца, еще до того, как «скорая помощь» тронулась с места, он измерил мне давление и измерил температуру. Потом он вколол мне что-то, но я чувствовала себя все хуже. Я теряла сознание.
Первое, что я увидела перед собой, когда открыла глаза, – какие-то аппараты и стену светло-зеленого цвета. Я понимала, что это не сон, но не могла понять, где нахожусь. Я пробовала поднять голову, но это вызвало жуткую боль в верхней части тела. Ощущения были такие, как будто меня парализовало. Я помню, что опять закрыла глаза и попробовала сконцентрироваться на следующей попытке. Но и во второй раз мне не удалось ни поднять голову, ни повернуть ее. Единственное, что мне было ясно: я одна в комнате, я либо в больнице, либо в каком-то другом лечебном заведении.
Через какое-то время дверь, часть которой была у меня в поле зрения, открылась, и в комнату вошла женщина около сорока лет, невысокого роста и с черными волосами. На ней был белый халат, то есть она или медсестра, или врач. Пристально изучив меня взглядом, она стала листать какие-то бумаги, лежавшие в стороне, что-то записывать, а затем взяла мою руку и измерила пульс.
– Вы говорите по-английски? – спросила она, а когда я кивнула в ответ, она спросила, могу ли я говорить.
Я, по правде говоря, и сама не знала на тот момент, могу ли говорить. Я открыла рот, но меня опять пронзила жгучая боль. Врач поняла, что поговорить не удастся, и сказала мне, чтоб я не волновалась и что она придет через час.
– Если вам станет хуже, просто нажмите на эту кнопку, – добавила она и положила у моей правой руки какой-то передатчик, который был связан с центральной системой коммуникации в этой комнате. И потом она вышла.
У меня болела голова, во рту пересохло. Вскоре в комнату вошла еще одна женщина – наверное, медсестра. Она сделала мне инъекции, после которых я почувствовала себя лучше. Хотя доктор сказала, что придет через час, прошло несколько часов, а ее все не было.
Я почувствовала себя лучше, уже могла осторожными движениями поворачивать голову вправо – влево. Боль не прекратилась, но стала намного слабее. Медсестра в тот день заходила ко мне несколько раз, и это был мой единственный контакт с людьми. Никто другой не появлялся в палате. Я погрузилась в сон, и когда открыла глаза, увидела лицо своего доктора. Она была белокожа и явно по происхождению не арабка. Она смотрела на меня изучающим взглядом и спросила, как и в первый раз, могу ли я говорить.
– Да, спасибо что беспокоитесь о моем здоровье, – ответила я.
– Не благодарите, девушка, мне за эту работу хорошо платят, – сказала доктор.
– Извините, а что со мной случилось? Почему я сюда попала? – взволнованно спросила я.
– Вас укусило одно редкое насекомое, от яда которого человек может умереть, если ему не оказать своевременную медицинскую помощь, – сказала она и добавила: – Сейчас все в порядке, мы вас вовремя привезли и ввели вакцину, потом еще раз сделали укол, и теперь осталось только ждать, когда ваш организм победит остатки яда, который попал в ваше тело во время укуса. Я думаю, вы поправитесь через двадцать четыре часа, а до тех пор останетесь здесь.