— Ты очень красивая, — наконец произнес я.

— Вы находите? — удивилась она. — Но может, вы предпочитаете женщин постарше? Темноволосых и загадочных.

— Два раза был женат на таких. Интересно, конечно, но ты нечто другое.

— Другими словами, вы хотите дать мне понять, что вам нравятся не только маленькие девочки.

— Да, я хочу, чтобы ты это поняла. И себе тоже хочу напомнить. Но я никак не могу тебя раскусить. Ты должна дать мне ключ к разгадке. Я пытаюсь понять, откуда ты, откуда такой странный выговор.

— Я росла везде и нигде. Мадрид, Лос-Анджелес, Париж, Лондон, Даллас, Рим. Вот почему вам не определить, откуда у меня такой выговор.

— Звучит впечатляюще, — заметил я.

— Вы так думаете? — усмехнулась она. — Когда-нибудь я расскажу вам мою неприглядную историю. Вы ведь тоже считаете, что у Беттины не все было гладко в том старом доме.

— Почему бы тебе не начать свой рассказ прямо сейчас?

— Потому что из него не получится книжки с красивыми картинками, — ответила она.

Разговор явно начинал ее тяготить. Она снова тщательно вытерла губы салфеткой и аккуратно сложила ее на коленях. Потом допила бурбон. Эта девочка знала, как осадить собеседника.

Маленькие ушки. Мочки проколоты, но никаких серег. Только едва заметные дырочки. Туго натянутая кожа лица. Разве что складочка вокруг век. Такая гладкая кожа бывает лишь у совсем маленьких детей. В подростковом возрасте, когда лицо становится более оформленным, это обычно проходит. Брови светлые, довольно редкие, слегка тронуты серым карандашом. Несмотря на макияж, лицо ее выглядело невинным, что характерно только для блондинок. Решительно вздернутый носик. Когда она вырастет, то, вполне возможно, возненавидит его. Но мне он никогда не разонравится, не говоря уже о ее маленьком прелестном ротике с пухлыми губами. Мне безумно захотелось потрогать прядь волос, вившуюся возле уха.

— Так где твои родители? У тебя ведь есть родители?

Мой вопрос ее потряс. Она ничего не ответила, но ее лицо стало каменным. Она словно поперхнулась. У нее был такой удивленный вид, будто я ее ударил. Но когда ее глаза наполнились слезами, тут уже удивился я. Я посмотрел на нее и почувствовал, что почва уходит у меня из-под ног.

— Спасибо за все, — сказала она и стала собирать сумку. — Это было очень мило с вашей стороны.

Она положила салфетку рядом с тарелкой, поднялась со стула и направилась в коридор.

— Белинда, постой! — окликнул ее я, перехватив у входной двери.

— Мистер Уокер, мне надо идти, — отрезала она, с трудом сдерживая слезы.

— Ну не упрямься, солнышко, — произнес я и обнял ее за плечи.

Что бы там ни творилось в моей душе, я не мог позволить ей оказаться на улице одной в такой час. Этого ни в коем случае нельзя было допустить.

— Тогда не спрашивайте больше о моих родителях, — сказала она окрепшим голосом. — Я не шучу. Можете выставить меня вон, и я сниму комнату за сто баксов. Не вопрос. Деньги у меня есть. Я не говорила, что нет. Но больше ни слова о родителях и прочих вещах.

— Хорошо, — кивнул я. — Хорошо. У Белинды нет родителей. Никто не ищет Белинду. — Я сжал обеими руками ее шею, заставив поднять голову.

Она была на грани слез. Но все же позволила себя поцеловать и снова стала теплой и сладкой. Такой же покладистой и такой же горячей.

— Где ночная рубашка? — спросила она.

Не успел я утром открыть глаза, как уже понял, что она ушла.

Зазвонил телефон, и я даже сумел что-то промямлить в трубку, хотя сам не сводил глаз с ночной рубашки, аккуратно висевшей на крючке в шкафу.

Это была Джоди, которая сообщила мне, что меня хотят видеть на ток-шоу в Лос-Анджелесе. С трансляцией на всю страну. Естественно, я буду жить в Беверли-Хиллз.

— А что, обязательно надо туда ехать?

— Джереми, конечно нет. Но послушай, ты сейчас нарасхват. Продавцы ждут тебя на презентации в Чикаго и Бостоне. Подумай над их предложением и перезвони мне.

— Не сейчас, Джоди. Это мне не подходит.

— Джереми, всю дорогу лимузины и апартаменты. Перелеты первым классом.

— Джоди, я знаю. Знаю. Я готов сотрудничать, но не сейчас…

Даже воротничок ночной рубашки был застегнут. Запах духов. Золотистый волосок, приставший к ткани.

Спустившись вниз, я обнаружил, что пепельница и посуда вымыты и поставлены на сушилку. Очень аккуратно.

А еще она нашла заметку обо мне в «Бэй бюллетин», и теперь журнал лежал на кухонном столе, открытый на том месте, где я был сфотографирован на ступенях публичной библиотеки.