Выпуск постановления отнюдь не открывал разработке зеленую улицу. Таких бумаг плодилось немало, и, как меня, в то время молодого инженера, учил многоопытный директор НИИ-10 Михаил Павлович Петелин, все правительственные директивы выполнить просто физически невозможно. Директору приходится выбирать, что делать, а что отложить в сторону, сообразуясь с обстоятельствами, решать, за неисполнение какого постановления тебя «убьют», за невыполнение чего «жестоко исколотят», а за что лишь пожурят. Янгелевские межконтинентальные дела проходили по последнему разряду, все силы и ресурсы отдавались Королеву.

До сего времени Янгелю, несмотря на все усилия, никак не удавалось выйти из королёвской тени. Теперь такая возможность представилась.

В следующий раз Янгель пришел к отцу вместе с Глушко. Заключение двух конструкторов было единодушным: ракету сделаем, и достаточно быстро. На испытания предполагалось выйти уже в 1960 году.

Разговор с Королевым все не шел у отца из головы. Он специалист, зарекомендовавший себя и «семеркой», и спутниками, утверждал, что кислотную ракету сделать невозможно. Янгель пока делает первые шаги. Возможно, они с Глушко чего-то не учитывают? Или просто чрезмерно самонадеянны? Отец решил еще раз перепровериться и позвонить Королеву.

Однако Королев опередил отца, он попросился на прием. Разговор складывался непросто. Обычно прямолинейный, Сергей Павлович на сей раз ходил вокруг да около. Он говорил о новой кислородной Р-9, но отец уже знал о его предложениях. Потом речь пошла об испытаниях «семерки», боевых стартах. И здесь повторялось уже известное. Отец начал недоумевать, зачем Королев вообще просился к нему, впустую тратит свое и чужое время?

Но тут Королев решился. Он предложил отцу передать ему заказ на межконтинентальную ракету, работающую на кислоте.

Отец даже задохнулся: «Вот это да!..», однако не произнес ни слова.

Сергей Павлович объяснил, что он не отказывается от своих слов, кислота не идет ни в какое сравнение с кислородом, но раз правительство с ним не согласилось, то он не считает возможным оставаться в стороне. В его конструкторском бюро накоплен больший опыт, чем у Янгеля, поэтому ракету они сделают лучше и раньше.

Отец все еще не мог рта раскрыть. Наконец он немного пришел в себя.

— Но ведь вы говорили, что подобную ракету сделать невозможно, — как-то неуверенно начал он.

— Не невозможно, — перебил отца Королев, — а она выйдет несравненно хуже кислородной.

— Вот и хорошо, — отец уже оправился от шока. — Вы делайте ракету на кислороде, а Янгель пусть с вами соревнуется. Зачем его обижать?

Отец попытался пошутить, но Королев не поддержал его. Он продолжал настаивать на своем.

Отец начал сердиться. Такого он от Королева не ожидал.

— Мы приняли решение, товарищ Королев, — жестким официальным голосом проговорил отец. — Вам записали кислородный вариант, а Янгелю поручили ракету на кислоте. Отменять его правительство не будет. Посмотрим, кто победит.

Как рассказывал вечером отец, ему показалось, что Королев сейчас его ударит, но он только обжег его взглядом и мрачно потупился. Дальше спорить с Председателем Совета министров он счел бесперспективным.

Попрощались они непривычно холодно, официально. Отец мог простить многое: ошибки, заблуждения, но Королев просто всеми средствами пытался сохранить монополию, «топил» конкурента.

Подобного отец не прощал никому, даже тем людям, к кому он относился с искренней симпатией, как к Сергею Павловичу. Правда, внешне он не проявлял своих чувств. В разговорах с Сергеем Павловичем отец никогда не затрагивал больной темы. А вот когда мы гуляли вдвоем, он нет-нет да и возвращался к той, постепенно уходящей в прошлое истории. Не техника, а этика мучила его: как, зная, во что обойдется стране постановка на дежурство «семерки», Сергей Павлович мог тем не менее настаивать на своем варианте, отвергая напрочь значительно более выгодное для страны предложение Янгеля? В голове, а точнее, в сердце отца такое не укладывалось.

Вскоре стало известно, не миновала новость и ушей отца, что после совместного похода Янгеля и Глушко к отцу между последним и Королевым произошла бурная сцена.

Королева и Глушко связывала давняя, скорее, не дружба, не берусь судить, а общая работа. Начинали они в 1930-е годы — Королёв в Москве, Глушко в Ленинграде. Уже тогда Сергей Павлович ставил на кислород. Валентин Петрович в качестве окислителя выбрал азотную кислоту. Потом под патронажем Тухачевского их группы объединились в Ракетном научно-исследовательском институте. Вместе загремели в места не столь отдаленные в 1937-м, вместе вышли и вернулись к главному делу своей жизни — один к ракетам, другой — к двигателям для них.

Теперь Королев считал, что Глушко совершил предательство. Он обязан был отказаться.

Глушко в ответ на обвинения вспылил. Он вообще далеко не был убежден, что именно Королеву по праву принадлежит приоритет в советской ракетной технике и космонавтике. Постоянно второе место в послевоенной команде Королева ему давно надоело. Он рвался к независимости. Предложение Янгеля послужило хорошим выходом из создавшегося положения. Тем более он не видел принципиальных препятствий к созданию заказанного двигателя. Наконец, всем становилось ясно, где телега, а где лошадь. Не двигатели вешают на ракету, а они выталкивают ее в космос, на орбиту, на траекторию. Он — не собственность Королева, а Янгель — не последний ракетный конструктор, который обратится к нему за помощью. Придут и другие, и он будет выбирать, кому отдать предпочтение, чьи заказы достойны внимания, а чьими можно пренебречь.