Анатолий Иванович произвел на меня приятное впечатление, скромный человек средних лет, немного подобострастный, в чем-то застенчивый. Ему только недавно исполнилось сорок, на фоне его и наших начальников еще молодой человек. На Сачкова с Пузриным он смотрел снизу вверх, как бы пытаясь угадать, что еще может заинтересовать «высоких гостей».

Лаборатории и производство нам понравились, хотя и не поразили, все как у других, только во много раз больше. Это «больше» и позволяло надеяться, что вместе с КБ-1 мы решим те задачи, которые взвалил на свои и наши плечи Челомей. Их грандиозности мы тогда еще не представляли, но ощущали, что предстоит нечто необычное.

Экскурсия по предприятию заняла несколько часов, все изрядно устали и от увиденного, и от бесконечных блужданий по коридорам и лестницам, переходов из корпуса в корпус. Что рассказывал Савин, сейчас я, конечно, не помню, кроме одного — он все время вспоминал, как, работая когда-то над автоматикой атомных зарядов в Средмаше, потерял секретную бумагу, боялся, что арестуют, но бог миловал, он остался на свободе, только из Средмаша его поперли и вот теперь он устроился в КБ-1. К тому времени Савин работал у Расплетина уже несколько лет, но старая история никак не желала испариться из его памяти.

Наш альянс с КБ-1 оказался плодотворным, люди там работали смышленые, грамотные и, главное, симпатичные. На первых порах, во время оформления контура системы (этот этап называется аванпроектом), тон задавали мы, идея наша, а знание, вернее незнание, у нас было на одном уровне. Задачки считали параллельно: мы на своих вычислительных машинах, они — на своих, благо обе организации имели самое совершенное оборудование. Затем делились результатами, обсуждали, спорили и снова считали.

Постепенно, примерно со второго года работы, центр тяжести все больше перемещался в КБ-1, мы со своим небольшим коллективом уже не могли держаться на равных, да и проблема переросла из задачи стабилизации и наведения спутника в создание распределенной глобальной системы, с радиополями, разбросанными по всей территории страны огромными антеннами слежения и наведения. На этом фоне спутники становились средством доставки, космическими таксистами, а куда и как лететь, определял пассажир — аппаратура КБ-1. Никого такое перераспределение акцентов не обижало, я повторюсь, работали мы с людьми симпатичными, с которыми за прошедшие годы по настоящему сдружились.

Но жизнь есть жизнь. После отставки отца Челомей на какое-то время впал в немилость, и Савин воспользовался моментом, переоформил головную роль с нашего ОКБ на себя. Теперь Челомей из заказчика и руководителя работ превращался в одного из соисполнителей. Владимира Николаевича такая метаморфоза обидела, но он сдержался, содружество двух организаций не нарушилось, работу довели до конца, до сдачи систем на вооружение.

К чему я все это написал? А вот к чему. Недавно мне подарили книгу Михаила Первова «Системы ракетно-космической обороны создавались так». Хорошая книга, интересная, и бумага отличная, мелованная, а вот дочитав до страницы 120, я поразился. Автор, со слов Анатолия Ивановича Савина, рассказывает, что, оказывается, не Челомей придумал запускать спутники-радиолокаторы и спутники-истребители, а он, Анатолий Иванович, его надоумил и вразумил. Я удивился, неужели это тот Савин? Проверил — все верно, наш Савин. Что ж, бывает, человек он уже почтенных лет…

Когда наша компания приехала к отцу в Крым, ему уже доложили о нарушении воздушного пространства неопознанным самолетом. Знали о неприятном событии и гости. Однако достоверная информация отсутствовала, за исключением времени и маршрута полета.

Самолет пересек границу 9 апреля I960 года. Шел он со стороны Пакистана. Засекли его с опозданием, уже в глубине советской территории, в 4 часа 47 минут утра в 250 километрах от афганской границы. Сбить не смогли… Первые перехватчики конструкции Павла Осиповича Сухого Т-3 (СУ-9) поступали в войска, но их направляли на западные и восточные границы, в глубинке о них знали больше понаслышке.

У-2 без помех приблизился к Семипалатинску. Из Перми туда направили дежурный МиГ-19, его пилотировал капитан Владимир Карачевский. Он должен был сесть на аэродроме под Орском, заправиться, а уже затем идти на перехват. Почему-то он полетел один, хотя полагалось летать на задание в паре. Самолет не долетел даже до Орска, при подлете к Свердловску стал падать на лес. Карачевский катапультировался. Но поздно. Высоты не хватило. Пилот разбился.

Отдавая приказ, местное военное начальство знало, что МиГ-19 вообще не мог достичь высоты 20 километров, не то чтобы попытаться сбить У-2. Поэтому приказали спешно готовить к вылету случайно оказавшиеся там же, на пермском аэродроме ПВО, два транзитных Т-3, оснащенных ракетами «воздух — воздух». Истребители перегоняли с завода в приграничье, в Перми они остановились на заправку.

Имелась полная возможность перехватить нарушителя, но не хватало керосина для возращения домой. На Семипалатинском полигоне имелся свой аэродром, но обыкновенным военным летчикам на нем приземляться не разрешалось, требовался специальный «атомный» допуск. Округ запросил Москву. Глубокой ночью там, естественно, никого, кроме дежурного по ПВО, не нашли.

Дежурный действовал по уставу — разбудил главкома ПВО маршала Сергея Бирюзова, Бирюзов доложил о нарушителе министру обороны маршалу Родиону Малиновскому. Маршал Малиновский позвонил министру среднего машиностроения Ефиму Славскому, только он мог, под свою личную ответственность, дать разрешение «не допущенным» пилотам на посадку на своем аэродроме. Пока перезванивались, время ушло, в часть разрешение поступило только в 7 часов утра. К тому времени У-2 закончил фотографирование Семипалатинского атомного полигона и направился в сторону озера Балхаш. Там его интересовал ракетный полигон ПВО, расположенный вблизи поселка Сары-Шаган. Т-3 попытались его догнать, но безуспешно. По дороге к Балхашу У-2 завернул на базу стратегических бомбардировщиков, сфотографировал расположенные на ней Ту-95.

На полигоне ПВО гостя не ждали, для него не нашлось ни дежурных, ни просто готовых к пуску противосамолетных ракет. Штатными боевыми средствами ПВО полигоны не защищались. Правда, на одной из площадок заканчивались испытания новых зенитных ракет, способных поразить самолет на большой высоте. На подготовленных к запуску двух «изделиях» на месте взрывчатки стояла аппаратура, фиксирующая величину промаха. За время, предшествующее появлению У-2 над полигоном, установить боевые части не успевали. Их хранилище находилось в ста километрах от стартовых площадок. У испытателей появилась шальная мысль — все-таки стрельнуть по нарушителю, но от нее быстро отказались: вероятность прямого попадания равнялась нулю, а впустую терять драгоценные «изделия», срывать испытания не решились.