Шрифт:
Это было уже чересчур. Альенора разрыдалась. Анн хотел было махнуть ей рукой на прощание, но не осмелился, а вместо того просто повернулся и медленно зашагал прочь. Берзениус перекрестил его вдогонку.
«Духовник» дождался, пока Анн не скроется из виду, и весело обратился к молодой женщине:
– Мои поздравления, дорогуша! От начала до конца вы были выше всяких похвал. Даже ваши слезы – вопиющая правда.
Альенора вытерла лицо рукой.
– Как вы можете оставаться таким бесчувственным к его судьбе? Это же ребенок!
– Вы полагаете? Я как следует присмотрелся к нему на исповеди. Этот ребенок способен уложить троих хорошо натренированных мужчин.
– Я говорила о его сердце.
Берзениус изобразил удивление, затем коротко хохотнул:
– Впервые слышу от вас это слово!
– Больше всего мне отвратительна эта изощренность. Почему бы не покончить с ним прямо здесь? К чему это паломничество, унижение… Зачем такие страдания?
– Потому что в городе есть патрули и местные власти. Убийство всегда может повлечь за собой расследование. А на больших дорогах ничего такого нет. Что может быть зауряднее, чем нападение разбойников на безвестного паломника? К тому же…
– Что – «к тому же»?
– К тому же я вовсе не прочь, чтобы он хорошенько отчаялся, прежде чем умрет. Я даже подожду несколько дней, прежде чем послать моих людей.
– Какое удовольствие вам от отчаяния этого несчастного юноши?
Берзениус ухмыльнулся.
– Давным-давно родной братец его прадеда убил одного из моих предков. Я хочу, чтобы он был отомщен. И как следует отомщен.
Альенора д'Утремер воскликнула возмущенно:
– Не вы ли сами мне говорили, что агент должен навсегда забыть о своих личных чувствах?
Толстяк вдруг утратил всю свою веселость и сухо возразил:
– Я и впрямь требую этого от своих агентов. Что же до меня самого, то я действую так, как считаю нужным!
Альенора не смогла сдержаться:
– Тогда вы не достойны быть моим начальником! Вы – всего лишь тщеславный дурак!
Воцарилось молчание. Оскорбленный Берзениус побледнел.
– Следуйте за мной. Идем к «Полосатому ослу».
– Я не голодна!
– А я и не собираюсь потчевать вас. Там вам предоставят комнату. Посидите пока под присмотром наших людей.
– Выходит, я узница?
– Хочу уберечь вас от соблазнов – прогуляться по Бордоской дороге, например… Но, успокойтесь, это ненадолго. Я быстро приму решение на ваш счет…
Вскоре они оказались в гостинице «Полосатый осел». Вся обслуга этого заведения, от хозяина до горничной, состояла из английских шпионов. Оно неоднократно служило тюрьмой и даже местом казней. Альенора вполне сознавала, что, оскорбив такую тщеславную душонку, как Берзениус, она погубила себя. Но она ни в чем не раскаивалась.
Анн де Вивре шел по дороге вдоль берега моря. Навстречу ему попадалось немало паломников, возвращавшихся из Компостелы, поскольку дорога была одна и та же. Один из них, житель Нанта, добравшись до родных краев, подарил страннику свой посох с железным наконечником и загнутым концом. Анн продолжил свой путь, опираясь на этот жезл. Чуть дальше сердобольная женщина, возвращавшаяся с полевых работ, подала ему мелкую монетку. После некоторого замешательства Анн смиренно принял и эту жалкую милостыню. Он, бывший сеньор, должен теперь привыкать к крестьянским подаяниям.
С наступлением ночи Анн не остановился. Ходьба немного успокоила его нестерпимую душевную боль. Юноша сделал привал только на заре, совершенно обессилев. Он упал на обочине дороги и тотчас заснул.
Проснулся Анн внезапно, потому что кто-то сильно тряс его за плечо. Его о чем-то спрашивали. Он приоткрыл глаза.
Солнце поднялось уже высоко. Паломника окружали солдаты. Разбудивший его человек повторил вопрос:
– Вы не видели тут молодого рыцаря на белом коне – и с ним всадницу чуть постарше?
Анн вскочил. Перед ним стоял Изидор Ланфан. Он вопросительно смотрел на своего молодого господина, явно не узнавая его.
– Больше нет никакого рыцаря, Изидор.
Изидор Ланфан испуганно вскрикнул.
– Монсеньор! Что с вами?
– Больше не называй меня так. Я искупаю свою вину. В сеньории уже известно о смерти Перрины?
– Да. Но вы не виноваты. Священник объявил, что это несчастный случай, и бедняжку похоронили в освященной земле.
– Нет, я виноват, Изидор. Потому-то мой исповедник и велел мне идти пешком в Иерусалим в том виде, в каком ты меня видишь.