Однако не надо упрощать историю: портрет Гитлера уничтожил Илья Соломин — советский гражданин, семью которого нацисты уничтожили в числе других евреев в оккупированном Минске…

Но вот что еще удивительно! Наталия Алексеевна Решетовская, которая помнит и хранит в записях даже точную дату самого незначительного письма от Солженицына, почти обходит молчанием причины его ареста. Она лишь старается сохранить образ без вины пострадавшего человека.

Вернемся опять к приведенной нами цитате. Наталия Алексеевна говорит: «Когда [офицеры контрразведки. — Т. Р.] приезжали за вещами Солженицына, сам он уже находился в камере, еще не в силах поверить, что все происшедшее в кабинете командира бригады генерала Травкина — явь».

Но это была явь. И жестокая явь, как бывает при любом аресте.

По рассказу Н. А. Решетовской, Солженицын лишь невинная жертва, и эта версия обретет жизнь. Пока ее не опровергнет сам пострадавший…

Александр Солженицын даже говорил следователю, что был рад «…аресту в начале 1945 года, а не в 1948 или 1950 году, ибо не знаю, на какую глубину залез бы я в 58-ю статью п. 10 и 11 в обстановке столичной жизни, в литературных и студенческих кругах».

Александр Исаевич пишет в «Архипелаге ГУЛаг»: «Я улыбался, гордясь, что арестован… Я улыбался, что хочу и может быть еще смогу чуть подправить Российскую нашу жизнь» (с. 175).

— Вы должны понять, — сказал мне Солженицын в Цюрихе, — что по законам того времени я был арестован и заключен абсолютно правильно. По законам, и с этим ничего не поделаешь.

— Должен ли я это понимать так, Александр Исаевич, — спросил я, — что неправильной была ваша реабилитация?

Он склонил голову и сказал:

— Времена меняются. Это вы знаете.

Хорошо, возможно, это только мое субъективное мнение. Но Солженицын неоднократно повторял эти слова корреспондентам разных зарубежных газет.

Кто же «посадил» Солженицына? Как? За что?

…И вот мы наконец у последнего поворота в этой истории. Он выглядит странным, но нисколько не противоречит логике жизни Александра Исаевича Солженицына. Хочется предоставить слово профессору Симоняну. «Однажды, — рассказывает он, — это было, кажется, в конце 1943 или в начале следующего года, в военный госпиталь, где я работал, мне принесли письмо от Моржа. Оно было адресовано мне и Лидии Ежерец, которая в то время была со мной. В этом письме Солженицын резко критиковал действия Верховного командования и его стратегию. Были в нем резкие слова и в адрес Сталина. Письмо было таким, что, если бы оно было написано не нашим приятелем, Моржом, мы приняли бы его за провокацию. Именно это слово и пришло нам обоим в голову. Посылать такие письма в конверте со штемпелем «Проверено военной цензурой» мог или последний дурак, или провокатор».

Так кто же Александр Солженицын? Дурак? Или провокатор, которого кто-то использует против его же самых близких друзей?

На первый взгляд действия Солженицына полны противоречий и не отвечают духу прагматизма, которым он руководствуется в своей жизни.

Профессор Симонян и Лидия Ежерец также не находят этому объяснения.

«Эти письма не соответствовали ни извечной трусости нашего приятеля — а Солженицын самый трусливый человек, которого когда-либо знали, — ни его осторожности, ни даже его мировоззрению, которое нам было хорошо известно. Не изменились ли неожиданно его взгляды? Но под чьим давлением?»

Кирилл Семенович Симонян — последний из тех, кто верит, что политические взгляды Солженицына, его активная работа в комсомоле и все прочие действия были действительно искренними. Ученый-медик, который возвращает людям жизнь и заставляет вновь биться остановившиеся сердца, всегда склонен думать о людях хорошо…

«В конце концов мы решили, что это какой-то психический заскок, стремление блеснуть искусством оценить и проанализировать самую сложную историческую ситуацию. Мы ответили ему письмом, в котором выразили несогласие с его взглядами, и на этом дело кончилось.

Когда я узнал, что весной 1945 года Солженицын попал с заключение, я наивно подумал, что всему виной то злополучное письмо».

Однако профессор Симонян, насколько я сумел себе уяснить, совершенно не страдает наивностью. Наоборот, он слишком благоразумен, и эту свою черту он распространяет на других, в данном случае на Солженицына.

Критиковать Ставку и Верховного главнокомандующего во время войны!.. И в самом деле, только безумец мог бы подвергнуть себя подобному риску.

Отвечает ли это характеру Солженицына? Несомненно. Но всегда, когда кажется, что его действия находятся в вопиющем противоречии со здравым смыслом, за изображаемым безумием стоит абсолютно трезвый расчет.

«Это смесь транса с хладнокровием» — так доктор Симонян охарактеризует подобные действия Солженицына через много лет.

Солженицын действительно поступает как человек, потерявшей рассудок. Совместно с Виткевичем он пишет «Резолюцию №1», осуждающую (он и сейчас этого не отрицает) советский государственный строй. В ней они критикуют не только военное искусство Сталина, но и его деятельность в коммунистическом движении, а также всю политику в области экономики и культуры.

Николай Виткевич по этому поводу сказал мне: «„Резолюция №1“ выражала наши тогдашние взгляды. Но я о ней молчал и предполагал, что и Саня будет молчать. Я никому о ней не писал — ни родным, ни друзьям».